Дэвид полюбил ее сразу — так он сказал в тот вечер в пабе «Орел». Сколько времени прошло с тех пор; какой напрасной и бессмысленной кажется сейчас тогдашняя паника, все эти спешно составленные планы. Дэвид не испытывал никаких сомнений, ни разу не попытался воспользоваться ситуацией, внезапно обернувшейся в его пользу, — а многие мужчины поступили бы так — и отказаться от Евы и от их ребенка.
Ева тогда верила, что сможет полюбить этого красивого, умного, обаятельного человека, безгранично верящего в собственный талант. По-своему она любит Дэвида, как и он ее; но чувствует — Ева долго размышляла об этом, подобно ученому, исследующему объект под микроскопом, — что он так и не открылся ей, не дал возможности увидеть себя без тех многочисленных масок, которые бесконечно демонстрирует миру.
В тот вечер полтора месяца назад, глядя на Дэвида, в молчании двигающегося по комнате, Ева спросила себя, не играет ли он сейчас роль образцового отца и мужа, это нравилось ему когда-то, но потом утомило. Возможно — скорее всего, так оно и есть — это ее вина. Могла ли Ева стать Дэвиду достойной женой, создать с ним крепкую семью, если он знал — а он не мог не знать, — что ее сердце отдано другому? Тем не менее она старалась — о, как же она старалась; но не могла простить Дэвиду его отстранение под удобным предлогом работы. И конечно, занятость не была единственной причиной постоянного отсутствия мужа; Ева хорошо это понимала.
На следующее утро, в день рождения Мириам, Еву будят лучи зимнего солнца, вкусный запах горящей древесины и приглушенные разговоры на первом этаже. Вторая половина кровати, где спала Ребекка, пуста. Ева причесывается и одевается. На кухне ее мать и дочь готовят еду, в камине разгорается огонь.
— С днем рождения, мама. Который час? Это я должна была сделать для тебя завтрак.
Мириам, стоя у плиты, приветственно машет рукой.
— Не беспокойся, дорогая, меня не надо обслуживать. Сейчас десять. Я решила дать тебе поспать. А мы с Ребеккой отлично проводим время.
Ребекка тянет мать за рукав.
— Садись здесь, мамочка. Вот твое место.
Они завтракают яичницей и кофе с молоком, которое для них предусмотрительно оставили в кладовке. Ева достает из сумки подарки для матери. Шелковый шарф от нее и Дэвида. Пара шерстяных перчаток от Ребекки — та купила их, опустошив свою копилку. Духи «Флер де Рокель» от Якоба. Пластинку с записью «Нормы» Беллини в исполнении Джоан Сазерленд — от Антона (он консультировался по этому поводу с отцом).
— Какая роскошь, — говорит Мириам. Она немедленно повязывает шарф, душится и надевает перчатки — под крик Ребекки, потрясенной таким нарушением протокола: