Вначале звуки, раздающиеся из владений Говарда — стук молотка, монотонное повизгивание пилы, — отвлекали Джима от работы. Он даже поинтересовался у Хелены по секрету, нельзя ли ему занять одну из пустующих чердачных комнат. Она покачала головой: главная идея как раз и заключалась в создании общего творческого пространства, где происходит постоянный обмен идеями. Хелена рассказала об этом еще при первой встрече на праздновании пятидесятилетия Ричарда в его доме в Лонг-Эштоне; Джима сразу привлекла рыжеволосая женщина в зеленом платье, стоявшая у камина. Он подошел к ней и с прямотой, удивившей обоих, спросил, как ее зовут. Им приходилось перекрикиваться — кто-то поставил пластинку «Лед Зеппелин», — но рассказ Хе-лены о колонии художников в Сент-Айвз выглядел, с точки зрения Джима, как описание рая.
Спустя неделю он сел в свой потрепанный «рено» и отправился в Корнуолл. А еще через несколько недель Джим — потерявший голову от любви, желания, долгих ночных разговоров с обитателями колонии, во время которых они, передавая по кругу самокрутки с марихуаной, обсуждали искусство, секс и любые темы без ограничений, — сказал матери и Ричарду Сейлзу, что уезжает.
— Поезжай, займись делом, — ответил Ричард, — и будь счастлив, как ты того заслуживаешь.
Даже мать проводила его словами, похожими на благословение:
— Джим, ты сын Льюиса Тейлора и унаследовал отцовское упрямство. Только не забывай, пожалуйста, о женщине, которая тебя очень любит, хорошо?
Она подалась вперед, взяла сына за подбородок, и в этот момент он будто вновь оказался в родительском доме в Сассексе; как часто, возвращаясь днем из школы, Джим заставал мать, сидящую без движения в кресле с вечной сигаретой между пальцев, и отца, работавшего наверху, отгородившегося от всего мира.
Уже поселившись в Трелони-хаус, Джим начал сомневаться в правильности идеи общего творческого пространства, но вслух не возражал. Дом, в конце концов, принадлежал Говарду; достался ему после смерти матери, светской дамы и первой покровительницы колонии в Сент-Айвз. Теперь, год с лишним спустя, Джим видит, что идея неплоха: его собственные работы стали более энергичными, словно жесткие, законченные формы творений Говарда придали Джиму уверенности в себе.
На лестнице раздаются шаги. Дверь кухни открывается, и появляется Говард, еще сонный, похожий на медведя в своем шерстяном халате. У него выдающаяся внешность: рост шесть футов, совершенно лысая голова, крупные, выразительные черты лица будто позаимствованы у трех разных людей. И все же, считает Джим, в нем есть харизма, хотя это слово не совсем точно передает исходящее от Говарда ощущение силы, которое особенно действует на женщин. Джим подозревает, что когда-то у Говарда и Хелены был роман, но вопросов не задает, понимая — ответ может ему не понравиться. Если даже и так, все держится в секрете: Говард и Кэт вместе уже много лет. В любом случае в этом доме подобное не поощряется — Говард сказал это Джиму, когда они обсуждали его переезд в Трелони-хаус.