— Я так и не закончила ту книгу, — сказала Ева. — Она просто не была нужна — ни мне, ни кому бы то ни было другому. Но когда начала работать над новой, то записала ваши слова на листе бумаги черным фломастером и повесила его над своим столом. И не снимала до самого конца.
— Уверен, вы переоцениваете мой вклад. Но и я помню сказанное вами. Что надо просто продолжать рисовать и не искать отговорки. Я долго не мог забыть эти слова.
Несколько мгновений они смотрят в глаза друг другу, потом Ева отворачивается в сторону двора, где гости танцуют под музыку «Роллинг стоунз». Джим забыл о них, забыл обо всех, кроме нее; нестерпимо хочется положить ей руку на затылок и притянуть к себе. Но в этот момент Ева видит кого-то — мужчину, который машет рукой и зовет присоединиться к танцующим. Он старше ее (не пятьдесят, конечно, как сказал Мартин, но сильно за сорок), шевелюра седая, и Джим отмечает, что он еще привлекателен, лицо живое и выразительное, как у человека, добившегося высот в этой жизни, но не утратившего способности удивляться окружающему миру.
— Тед, — говорит Ева, хотя Джим уже понял, кто это. — Я, пожалуй, пойду… Поговорим потом, хорошо? Рада была вас повидать, Джим.
Она быстро сжимает его руку и уходит. Он остается один в саду среди мерцающих огней — пока они разговаривали, кто-то расставил свечи в стеклянных стаканчиках вдоль забора и зажег их, вдобавок к гирляндам разноцветных электрических лампочек.
Джим достает папиросную бумагу, табак и немного травы, прихваченной с собой. Свертывает самокрутку, пытаясь не глядеть туда, где Ева танцует в объятиях Теда, его руки обнимают ее талию, их лица почти соприкасаются. Он очень старается не смотреть, но всякий раз Ева оказывается в поле его зрения, будто остальные гости — просто фон в тонах сепии и ларго.
И даже когда Джим закрывает глаза после первой затяжки, наполнившей рот сладким дымом, он продолжает видеть танцующую Еву и отражения десятков огоньков в ее волосах.