Три версии нас (Барнетт) - страница 95

С лестницы, ведущей на первый этаж, Ева оглядывает гостиную: появляются все новые и новые гости, люди смеются и переговариваются, держа в руках бутылки с вином, но Джима среди них не видно. Она подбирает полы длинной юбки, чтобы не наступить на нее. Улыбается пришедшим, хотя не узнает их — наверное, это друзья Теа; так же небрежно элегантны, как ее золовка. На кухне Ева наливает себе еще один стакан пунша.

Ее брату тридцать лет. Верится с трудом — порой, думая об Антоне, она по-прежнему видит перед собой маленького упрямого мальчика, всегда желающего иметь то, что есть у сестры. Но мальчика, разумеется, уже нет, как нет и прежней Евы. Нет девчонки с косичками, питавшей сильную, хотя и недолгую страсть к лошадям. Нет юной девушки, заполнявшей многочисленные тетради тривиальными рассказами и чудовищными стихами — ее саму потом коробило от них. Нет студентки, упавшей с велосипеда и увидевшей тень человека, проходившего мимо. Который тогда тоже не знал, что с ним станет.

— Привет, — говорит Джим, приводя Еву в замешательство: она все еще там, в окрестностях Кембриджа, смотрит на юношу в фирменном двухцветном шарфе колледжа Клэр и размышляет, надо ли принимать предложенную им помощь. Но этот юноша исчезает и превращается в мужчину; стоит перед ней в проеме двери, ведущей в сад — там на деревьях светятся развешанные Теа разноцветные фонари.

— Привет, — отвечает она.

Незнакомые Еве мужчина и женщина осторожно протискиваются мимо Джима.

— Извините, — говорит молодая босоногая блондинка, — мы за пуншем.

Джим делает шаг в сторону сада.

— Освобождаю вам дорогу.

И, повернувшись к Еве, добавляет:

— Пойдем прогуляемся?

Она безмолвно кивает и идет за ним.

Сад невелик, но большинство гостей собрались на площадке возле дома, где начались танцы. Пенелопа и Джеральд тоже там, в этой колышущейся толпе. Ева и Джим без труда находят тихое место, отгороженное белыми горшками с лавровыми деревьями. Создается иллюзия, будто они здесь в полном одиночестве, и Ева вспоминает их последнюю встречу в «Алгонкине», на той проклятой вечеринке. «Да, сложно», — сказал Джим тогда, и Ева прекрасно поняла, что он имел в виду, но не нашла правильных слов для него.

— Я не собирался сюда приходить.

Впервые за вечер Ева смотрит на Джима внимательно: видит его обычную бледность, и россыпь веснушек, и нахмуренный лоб. Он держится неприязненно, и Ева отвечает так же сухо:

— Зачем же пришел?

— Тоби привез. Сказал, мы идем на день рождения. А чей это день рождения, я узнал уже по дороге.

«Но ты мог повернуться и уйти», — думает Ева. Вслух она говорит: