— Ты ведь не знаком с Антоном?
— Нет, мы не встречались.
Кажется, молчание длится очень долго. Ева чувствует пульсацию в висках.
— Прости… я не пришла тогда.
Джим с непроницаемым лицом делает глоток красного вина.
— Откуда ты знаешь, что я пришел?
В горле у нее пересыхает. Воображая их встречу — Ева делала это, отрицать бессмысленно, — она не могла вообразить такой холодности. Знала: Джим будет сердиться, но ей казалось, злость быстро уступит место снисхождению и даже радости.
Джим произносит уже мягче:
— Конечно, я пришел, Ева. Я ждал тебя. Ждал у библиотеки несколько часов.
Она смотрит ему в глаза, потом отводит взгляд.
— Я внезапно испугалась… Прости меня, пожалуйста, Джим. Я поступила ужасно.
Краем глаза Ева замечает, как Джим кивнул, и думает: «Возможно, это было не более ужасно, чем тогда, в Кембридже, — но я все сделала правильно, Джим. Верила, что тебя освобождаю». Она размышляет, не сказать ли об этом, но сейчас уже слишком поздно, слов явно недостаточно. Ева делает глоток пунша, чтобы отвлечься и перестать прислушиваться к собственному участившемуся сердцебиению. Она не могла представить Джима таким: изменилась не только манера поведения, но и внешний облик. Он иначе выглядел в Нью-Йорке — одетый с небрежным богемным шиком, в джинсы и рубашку навыпуск, с копной непричесанных волос — и когда был студентом Кембриджа, в свитере поверх рубашки, спасавшем его от пронизывающего холода Фенландской низины. Иногда, просыпаясь на узкой кровати в комнате Джима в колледже Клэр, Ева подолгу рассматривала его лицо, бледное до синевы, и темные нити вен, сбегающие к запястьям.
— Читала в газете про твою выставку, — с усилием произносит она. — Рада, что ты нашел себя.
— Спасибо.
Он достает из кармана папиросную бумагу, табак и немного марихуаны.
— На самом деле это оказалось нетрудно. Во всяком случае, легче, чем я думал вначале.
Джим разговаривает уже не так неприязненно, и Ева понемногу успокаивается.
— У тебя кто-то есть…
Джим не отвечает; Ева смотрит, как он умело уминает табак и рассыпает марихуану по всей длине бумажного листочка.
— Да.
В одной руке он держит свернутую папиросу, другой закрывает пачку с табаком и кладет ее в карман.
— Ее зовут Хелена. У нас есть дочь Софи.
— Софи.
Ева на мгновение задумывается.
— В честь твоей бабушки.
— Верно. Мать была вне себя от счастья.
Вивиан. Они встречались как-то в Кембридже, когда та приезжала на один день, и Джим повел их обедать в университетскую столовую. Вивиан была одета пестро — голубое платье, розовый шарф, красные искусственные розы на полях шляпки — и вела себя капризно. После кофе, когда Джим ненадолго отлучился, она повернулась к Еве и сказала: