Дойл невольно дернул углом рта -- о том, как падок был милорд Ойстер на женский пол знала, наверное, вся столица.
-- Хороший совет, отец Рикон. Отобедаешь со мной?
Из-под капюшона блеснул острый взгляд.
-- Я был бы рад этой чести, милорд, но в благодарность за избавление его величества от беды я вознамерился держать пост пятнадцать дней, как заповедует нам поступать Всевышний.
Дойл прислушался к себе и понял, что даже из благодарности не готов продержаться на воде и черством хлебе пятнадцать положенных дней.
-- Помолитесь и за меня, отец Рикон, -- почтительно попросил Дойл, но от благословения знаменем Чистого Солнца уклонился. Как бы далек от церкви он ни был, из всех святейших отцов Рикон был бы последним, к кому он пошел бы за благословением. И Рик это отлично знал.
-- Однако я почту за радость составить вам компанию.
Пока Дойл ел, Рик не произнес ни слова, только велел Джилу удалиться и прислуживал сам. А когда Дойл, насытившись, отодвинул тарелку и вытер руки, заметил:
-- Я также благодарю Всевышнего за то, что он сохранил вашу жизнь.
Дойл кивнул и сказал, отвечая на собственные мысли:
-- Впереди тяжелые дни.
Рикон согласно поклонился и, сверкнув черными глазами из-под капюшона и удалился.
Короткий отдых и пища восстановили силы Дойла, и он вышел из своих комнат, чтобы продолжить грязную (как наверняка считала леди Харроу) работу, которую все равно за него никто не поспешит выполнить. Но не прошел он и двадцати шагов, как сзади раздалось громкое, искреннее и почти испуганное:
-- Милорд Дойл!
Он обернулся, и тут же к его ногам упала тоненькая, прелестная Майла Дрог. Он почти забыл о ней за прошедшее время, но сейчас, увидев, вновь испытал невольный прилив чистого восхищения: ее красота была слишком яркой, слишком очевидной и слишком безусловной. Но, отметив это, он, к своему удивлению, не ощутил никакого волнения тела и никакого трепетания души -- она была красивой статуей, искусным портретом, но ничем больше. Тогда как, упади перед ним на колени другая женщина -- та, которая гневно попросила его не заводить с ней больше разговоров, -- и все его тело охватил бы огонь, а сердце сжалось бы и забилось бы сильнее.
Оглядев Майлу, он вспомнил тот поцелуй, который однажды оставил на ее маленьких розовых губах, ее смущение, испуг и отвращение, и спросил:
-- Чего вы ищете теперь, нимфа?
Кажется, в прошлый раз она искала справедливости -- если учесть, что Эйрих об этом ни словом не обмолвился, скорее всего, не нашла.
Кажется, она потерялась ненадолго -- но снова подняла глаза и произнесла: