— Я всех подозреваю. Вокруг вас тут такой мрак клубился… и продолжается.
Валентин не стал углубляться в мрачные пределы, она молчала, глядя на рождественские огоньки. Безупречный тонкий овал лица — лица, все более напоминающего ему о прелестном образе умершей Манон Леско. Эта мысль — смутное ощущение — волновала, заставляла торопиться к ускользающей разгадке. Посмертная тайна и тайна вот этой живой женщины… девочки. Нет, она уже не ребенок.
— Неужели она правду сказала? — вдруг спросила Даша.
— Кто?
— Бабушка. Что Борю убили.
— Он тебе не говорил, что за ним следят?
— Нет. Вам говорил?
— Якобы Сержу.
— Якобы?
— Все вокруг врут, все без исключения! У твоего жениха… ведь жениха, так?
— Пусть так. Мне все равно.
— После Алеши все равно?
— Не лезьте-ка в мою душу.
— Я раскрою это дело и без твоих откровений.
— Вам-то что за дело? — уточнила она равнодушно и тут же жестоко рассмеялась. — Меня, что ль, добиваетесь?
— Может быть.
— Нет проблем. Валентин Николаевич, вы очень даже ничего, в институте девицы с ума сходили. Настоящий мужчина, убойный.
— Ну, мелочовка мне не нужна, — отозвался он в том же нагловатом стиле.
— Ладно, пустяки. Что там у моего жениха?
Валентин ответил не сразу, пересиливая гнев:
— У Бори есть алиби на двадцать восьмое ноября, но подтвердить его смогут на том конце света.
— Так позвоните на тот конец света.
— Я так и собираюсь сделать.
— И кому вы собираетесь звонить?
— Марку Казанскому. Знаешь такого?
— Жуткий тип. О нем всегда говорят намеками.
— Уголовник?
— Как будто господин респектабельный, но как-то связан и с верхами и с низами. Алеша говорил: он помог сколотить состояние и Дмитрию Петровичу, и Сержу.
Валентин сказал задумчиво:
— Помимо «бремени страстей», от этой истории несет и крепким криминальным душком, специфическим, понимаешь?
— Алеша правда не имел никакого отношения…
— Да верю, верю. Но разве я похож на киллера?
Даша опять рассмеялась нервно, совсем как сестра ее там на закате, среди обугленных деревьев.
— Похожи. Как вы сегодня пошли по лестнице под дулом пистолета… Вы любите рисковать, ходить по краю, правда?
— Пожалуй.
— А кто вас киллером обозвал?
— Дмитрий Петрович. Они все принимают меня, я давно заметил, за выходца из подпольных сфер. Потому так почтительны и враждебны. Вот тебе эпизодик. Мой пистолет лежал у меня в куртке — на вешалке. Сверху — пальто Сержа. Он явно засек оружие, не разобравшись впопыхах, что это искусная имитация, когда побежал было за Борей — тот в больницу к тебе рванул. Потом в прихожей «первый любовник» глаз с кармана куртки не сводил: наемный убийца-историк ведет «садистское следствие». Вот в чем смысл сегодняшнего эпизода с Семой. Знать бы, с чьей подачи укрепилась эта моя репутация… И еще — что выгоднее: рассеять их иллюзии или, напротив, пока подкрепить.