— И молчал!
— Узнал не сразу. Только на похоронах Марины, на кладбище, будто бы догадался.
— И вы поверили в такой абсурд!
— Абсурд? Я и сейчас не исключаю… Но не могу больше жить в этом кошмаре! Ваша странная встреча с Марочкой на бульваре, ваша, извините, назойливость, ваш пистолет… И внешне вы натуральный гангстер из итальянского фильма.
— Но ведь и Даша, и Боря признали во мне своего, пусть бывшего, историка.
— Именно что бывшего! И такой действительно функционирует в криминальном подполье — прозвище «Историк». Мне Митя подсказал.
— Ах, Митя!
— Сигизмунд подтвердил. Помните вашего адвоката?
— Адвоката я помню, — отвечал Валентин задумчиво. — С красным кейсом… Ведь Марк из «Страстоцвета» отбыл с таким же?
— Точь-в-точь. С моим капиталом. Для него эти двести тысяч — «семечки», он ворочает… — Серж замолчал.
— И какую же роль вы мне отвели?
— Мы были в сомнении: помогаете вы Марку или, напротив, преследуете.
— Вот почему Дмитрий Петрович подсунул мне позапрошлогодний факс?
— Да войдите же в наше положение. В Эквадор Марк подался не просто так, а из-за прошлых счетов с какими-то — Боже сохрани выяснять! — с какими-то группировками. То, что я вам сейчас говорю, может стоить мне жизни.
— Надо же! Блестящий актер… небось «народный»?
— «Заслуженный».
— Спутался с уголовниками — и еще жалуется!
— Я не… я не имею отношения, это мой шурин. С другой стороны, вы правы: деньги затягивают, распаляют и иссушают душу. И как я заплатил!
— Заплатили ваши близкие.
Серж промолчал. Мужественное лицо «благородного любовника» стало потерянным, жалким и как будто старым, и пышные седины уже не напоминали парик. Наконец пробормотал:
— Кажется, вы упомянули: «Даша говорит». Она по-прежнему пишет или…
— Вчера вечером к ней вернулась речь. Первое произнесенное слово: «Старик!»
— Старик! — повторил Серж потрясенно.
— Метель бушевала, «дворники» не справлялись, и я не увидел сквозь стекло… По ее словам, по Смоляной улице прошел старик, высокий, в долгополом пальто. Вы могли бы его узнать?
— Боюсь, что нет.
— Боитесь? Это закамуфлированный Марк?
— Не знаю, даже жутко вспомнить ту зловещую фигуру. В его облике, походке что-то… Мне действительно не по себе, Валентин Николаевич.
— Вспоминайте! Вы актер, у вас профессиональная память на любой жест, любое движение…
— Не могу! Было темно. Но если он убийца, это снимает подозрения с меня и Бориса.
— Кто — он? Дмитрий Петрович или Марк? Кто из них безумнее?
— Ни за тем, ни за другим болезненных признаков я вроде не замечал… Но если уж выбирать: мой шурин — лицо более таинственное и жуткое.