— Вы хорошо знаете Вольнова?
— Вместе в «Страстотерпцах» страдали. И вот что я вам скажу: эманация смерти требует особых заклинаний!
«Приди ко мне тот, кто под землей». Оригинальная точка зрения (или глупейшая), которую не успел я осмыслить и развить: перед нами как из-под земли возникла Каминская.
— Привет, мальчики! Воркуете?.. Сама я человек широких и глубоких взглядов и убеждений…
Я прервал «гуманистический» вопль, пригласив журналистку за столик, а голубой ковбой ляпнул:
— Так вы мне делаете предложение или нет?
Она не унялась.
— Вторгаясь, может быть, в интимные сферы…
— Кристина, угомонитесь, пожалуйста. — Я постарался расставить все и всех (этих недоделанных) по своим местам. — Вам тут нечем поживиться, мы говорим о кино. Виктор, вы ж боитесь египетских гробниц.
Он прореагировал разумно:
— Безработица еще страшнее, годы летят.
А я — ядовито:
— Вам она не грозит, к кому-нибудь прислонитесь.
— Вот раскрыл человеку душу, — пожаловался Гофман Кристине со слезой в голосе, — а он изгаляется. — Вскочил изящно и пронесся кружевным сквознячком по зале, по переулку мимо стеклянных стен, затормозил, уже полускрывшись, и показал нам розовый, как сосиска, язык.
— Вот придурок, а?
— Как можно так неделикатно! — возмутилась Каминская. — Бог есть любовь, и если этому мужчине предопределена любовь иная…
— Ой, только не впутывайте Всевышнего в игры дегенератов, они находятся в распоряжении иного ведомства. Вы мне очень нужны, Кристина.
— Да, Жорж сказал! — Она молниеносно переключилась на тему более животрепещущую. — Что новенького в нашем деле? Я ночи не сплю!
— Все более проясняется роль вашего возлюбленного.
— Нет, невозможно!
— Оставьте патетику для эссе об искусстве. В ту воскресную ночь после клуба вы слышали голос. Так? Самсон звонил по телефону, потом сразу уехал.
— Он убийца? — со сладострастным всхлипом осведомилась возлюбленная; сейчас она была почти красива.
— Вопросы задаю я. — Дубовые милицейские штампы, как правило, срабатывают. — Во сколько он уехал от вас?
— А что Самсон говорит?
Она явно колебалась между последним шансом (а вдруг замужество? — сомнительно) и профессиональным инстинктом (а вдруг сенсация? — вероятно); я ее подпихнул:
— В общих чертах он признался.
— В чем?
— Вопросы задаю…
— Тогда же, сразу, десять минут четвертого утра.
— Точно? Необходимо сверить показания. — Я беззастенчиво сыграл на самых низменных струнах тщеславия: — Ради вас он пошел на убийство.
Каминская ахнула, как-то осев на стульчике — должно быть, сбывалась юная мечта о ненасытной славе… и сама героиня бестселлер выдаст, — но возразила с сожалением: