Внутри гондола оказалась неожиданно просторной. Там было совсем как в Клио-Хаусе, и ее там ждали Собака и Бивис, икота наконец-то прошла, и рана оказалась вовсе не такой опасной, как все думали, – просто царапина. Солнце светило в окна, и Том вел дирижабль вверх, в хрустальное синее небо, и Кэтрин, счастливая, откинулась на руки отца.
Эстер первая добежала до дирижабля и забралась внутрь через пролом в корпусе. Высунулась наружу, протягивая руку Валентайну, чтобы помочь ему подняться на борт, увидела, что он упал на колени, и поняла, что Кэтрин умерла.
Эстер застыла с протянутой рукой, сама толком не понимая, что с ней творится. Воздух над капюшоном белого металла замерцал электрическими разрядами, и Эстер крикнула:
– Валентайн! Скорее!
Он лишь на миг оторвал взгляд от мертвого лица дочери и ответил:
– Эстер! Том! Бегите! Спасайтесь!
Том приставил к уху ладонь и крикнул:
– Что он сказал? Кто это у него, Кэтрин? Что случилось?
– Уходим! – прокричала она и кинулась к приборной доске.
Эстер спешно перевела все работающие моторы на полную мощность. А когда снова посмотрела вниз, Валентайн быстро уменьшался. На руках он держал темную фигурку, бледная рука свесилась вниз. Эстер показалось, будто сама она – дух Кэтрин, улетающий в небеса. Было ужасно больно внутри, дыхание вырывалось всхлипами, по щеке потекло мокрое и горячее. Может, ее ранили, а она и не заметила? Эстер приложила руку к лицу, на пальцах осталась влага, и Эстер поняла, что плачет. Она плакала о маме, и папе, и о Шрайке, и о Кэтрин, и даже о Валентайне, а над собором все ярче разгоралось электрическое сияние, и Том уводил «Дженни Ганивер» прочь, в темноту.
В Брюхе внезапно выключились все двигатели разом – подействовало странное излучение, пронизывающее весь город сверху донизу. Мегаполис замедлил ход – впервые с тех пор, как вернулся в Охотничьи Угодья.
В Музее, за наскоро построенными баррикадами Чадли Помрой осторожно высунул голову над муляжом синего кита и увидел, что надвигающиеся на его последнюю линию обороны Сталкеры застыли на месте. Вокруг их металлических черепов терновыми венцами повисли облачка искр.
– Квирк всемогущий! – сказал Чадли Помрой горсточке уцелевших историков. – Мы победили!
Валентайн смотрит вслед красному дирижаблю, озаренному пламенем пожаров на Верхнем ярусе и ветвистыми молниями, что сверкают над куполом собора Святого Павла. Далеко внизу безнадежно звякает пожарный колокол и раздаются панические крики инженеров. Огни святого Эльма пляшут вокруг Кейт, ее волосы потрескивают и искрятся, когда Валентайн их гладит. Он бережно поправляет попавшую ей в рот прядку, прижимает дочь к себе – и тут в них ударяет молния. Миг – и они охвачены огнем, испаряются, исчезают. Только тень их костей отпечаталась на сверкающем небе.