Рио-Браво, – говорил Хулио.
Теперь я поняла, почему Хакаранда к нам не цеплялась. Хулио убил человека голыми руками. Ей было известно, что он сдавил тому пограничнику шею и выкрутил ее, точно ветку молодого дерева.
Полгода мы прожили в доме втроем, ожидая, что все как-то само собой утрясется. Это ожидание напоминало по ощущениям одну мою долгую детскую болезнь – длинную череду дней без малейшего представления о том, когда я опять пойду в школу. Я лежала с сильным жаром в гамаке. Дни и ночи напролет мама качала этот гамак и отмахивала от меня мух, хотя у нее наверняка отваливалась рука. На нашей горе невозможно вернее выказать свою нежность и любовь к другому человеку, чем отгоняя от него мух. У меня все внутри переворачивалось, когда по телевизору показывали, как мухи сосут влагу из глаз африканских детей. Никто их не смахивал, даже киношник. Этот тип из Нат Гео преспокойно снимал мух, пьющих детские слезы.
Как-то я призналась Хулио, что устала сидеть взаперти, и он устроил мне дневную экскурсию.
Это был мой первый выход из дома. Я переоделась из форменного платья в собственные джинсы и футболку, которых не надевала с того самого дня, когда приехала с Майком. Внутри старых одежек мое тело ощущало себя по-новому. Недаром же я ходила по мрамору, спала в холоде под ворохом одеял и ночь за ночью наслаждалась ласками Хулио.
От мраморного дома мы сбежали прямо по склону к пляжу Калета.
Всю дорогу Хулио держал меня за руку.
– Ты моя малышка, – повторял он. – Пальцы не разжимай.
Хулио ловил кайф, обращаясь со мной как с маленькой. Я даже ждала, что он вот-вот вынет из кармана носовой платок и вытрет мне нос. Так ведет себя старший брат, сопровождающий сестренку в кондитерскую. Мне нравилось быть его деткой, и я радостно скакала с ним рядом, совершенно забыв о том, что он убийца.
Хулио купил нам билеты на катер со стеклянным дном, курсировавший по заливу между берегом и островом Ракета. И вовсе не для того, чтобы я полюбовалась на песок, на океан или на остров. И не для того, чтобы я побывала в тамошнем зверинце и поглазела на старого льва, чей рык долетал до нас через залив в безветренные утренние часы. Хулио хотел показать мне под водой бронзовую статую Девы Марии Гваделупской, затонувшую в море. Ее называли Морской Девой.
– Сейчас тебе явится матерь воды, – сказал он. – Она заступница потерпевших кораблекрушение и рыбаков. И еще утопленников.
Своей низкой посадкой катер напоминал каноэ, только широкое. Мы с Хулио склонились над стеклом, позволявшим видеть все, что проплывало под катером. Вскоре в зыбкой глубине замаячили ее очертания.