Сквозь подцвеченное стекло подводный мир выглядел зеленым. Из зеленых бликов выступила бутылочно-зеленая Дева с короной на голове. Ее окружали рыбы. Плечи Девы обросли морскими улитками. Кроме всего, она исполняла роль колодца желаний. Океанское ложе вокруг статуи было устлано монетами, которые серебряно мерцали и поблескивали в священной неприкосновенности.
Когда мы скользили над ней, Хулио сказал:
– Давай помолимся.
Он склонил голову, сложил ладони и произнес: – Чем глубже я погружаюсь, тем больше я открываю, чем больше я открываю, тем больше я алчу открыть.[8] Аминь. Аминь.
– Ты молишься вслух?
– А ты будешь молиться? – спросил Хулио.
Вечером того дня мы лежали обнявшись на нашей громадной кровати.
– Мне нужно было, чтобы ты поняла: я под толщей воды, под такой же толщей воды, как она, Мария, которая всю долгую ночь спит в море в кромешном, беспроглядном мраке, – объяснял он. – Все думают, что я на дне реки. И даже моя мама. Быть живым для меня смертельно опасно. Я сплю ночью без снов. Совсем разные вещи: жить в темноте со свечой и жить в темноте с мигалкой. У меня есть мигалка, а я мечтаю о свече.
– Твоя мама тоже считает тебя мертвым?
– Да. Все молятся за мою душу.
– А ты не можешь ее известить? Ей важно знать, что ты здесь.
– Моя семья помнит, что я был самым быстрым бегуном и лучшим прыгуном. Я выигрывал любое состязание. Я всегда побеждал. Я должен был обставить того пограничника. А я его не увидел и не услышал. Мама говорит: «Мой Хулио никогда, ни за что не дался бы никому в руки. Ему проще утонуть». Вот я и утонул. Ты любишь утопленника, Принцесса Ледиди. Ты чувствуешь в моих поцелуях вкус речной тины? Там, где я переплывал реку, поставили крест, белый крест в мою память.
– На нем твое имя? – спросила я.
– Для полиции Штатов этот белый деревянный крест – лучшее доказательство того, что я умер. Так сказано в заведенном на меня деле. Представь, что деревянный крест с пластмассовыми цветами, по мнению ФБР, стопроцентно доказывает, что моя семья считает меня покойником.
– На нем твое имя?
– Мое имя не Хулио.
Через окно хозяйской спальни, вознесенное над садом и над бронзовым конем, из мраморного дома был виден залив, переливающийся ночными огнями. Когда я смотрела на него, мне представлялась живущая под синей водой Дева.
Уроженка юга, не изведавшая прелестей холодной погоды, я любила закрывать двери и окна и нагонять кондиционером ледяной воздух, пока комната не превращалась в морозилку. У меня стучали зубы. Казалось, они размолотят друг друга. Такого холода я в жизни не испытывала. Я от него балдела. Балдела даже от боли.