– Безусловно. Но я знаю также, что ваша месть будет достойной вас.
– Вы сможете судить сами. Итак, мы играем в открытую игру.
– Да, в открытую, друг мой. Вы можете взять пленника, если хотите. Вы, кажется, только этого и желаете?
– Только этого. Пойдемте же.
– Пойдемте.
Монбар, все так же в сопровождении двух флибустьеров, пошел за губернатором.
Пройдя несколько комнат, д’Ожерон отпер последнюю дверь, и Монбар вошел в помещение, где содержался герцог Пеньяфлор. Герцог был не один, с ним находились еще несколько лиц.
Это были маркиз дон Санчо, его сын, донья Клара, донья Хуана, Франкер и Филипп д’Ожерон, а немного поодаль стоял мажордом Бирбомоно.
Увидев Монбара, герцог встал, сделал два шага ему навстречу и церемонно поклонился.
– Я ждал вас с нетерпением, – сказал он, не давая ему времени заговорить первому.
– А-а! – произнес Монбар задыхающимся голосом, бросая сверкающий гневом взор на окружавших его особ. – Благодарю за добросовестность, с какой вы исполняете ваши обязанности, – обратился он к д’Ожерону с выражением горького презрения.
– Подождите, – хладнокровно ответил губернатор.
– Граф, – сказал герцог, – я знаю, что я ваш пленник, и готов следовать за вами. Но прежде, чем ваша месть свершится, я прошу вас дать мне несколько минут. Мне уже много лет, жизнь моя на исходе, и я знаю, что час искупления для меня пробил.
– Я не желаю слушать вас, – мрачно возразил Монбар. – Человек, который с неумолимой ненавистью всю жизнь преследовал меня без всяких причин, человек, погрузивший меня в бездну печали, из которой ничто не может меня извлечь, наконец, человек, побежденный мною и находящийся в моей власти, не может малодушным поздним раскаянием растрогать мое сердце и склонить его к состраданию.
Лихорадочная краска покрыла лицо герцога. Он печально переглянулся с сыном.
– Не малодушие и не позднее раскаяние предписывают мне мое поведение, – сказал он, – моя ненависть к вам теперь, когда я нахожусь в вашей власти, так же сильна, как и двадцать пять лет тому назад. Я вас ненавижу и буду ненавидеть до последнего своего вздоха.
– А-а! Вот теперь я узнаю вас! – вскричал Монбар.
– Только, – продолжал герцог, не обращая внимания на это восклицание, – прежде чем отдать себя в ваши руки, я хочу объясниться с вами в присутствии этих людей.
– Я не знаю, – с достоинством возразил Монбар, – есть ли у этих людей право присутствовать при объяснениях, касающихся лично нас.
– Мой отец не совсем правильно выразился, – вмешался маркиз, – и чтобы отбросить все сомнения относительно моего присутствия здесь, позвольте сказать вам, что это присутствие не несет ничего неприятного для вас и что я не только чувствую себя обязанным вам, но глубоко уважаю все, что вы делаете.