Получив на прощанье отеческий подзатыльник, Плошкин юркнул в кубрик.
«Фу, ну и денек!» Капитан вытер клетчатым платком потную шею и направился вниз, в машинный отсек.
Трое механиков колдовали около генератора гравитационного поля. По выражению их лиц Чигин понял, что и здесь ничего хорошего ждать не приходится. Пожевывая губами, он молча наблюдал, как они прозванивают изоляцию.
– Прохудились обмотки, – сказал стармех, заметив капитана, – придется менять в невесомости.
– Четыре часа, – сказал Чигин, – четыре часа невесомости по программе, успеете сменить.
– Не успеем, – сказал второй, – никак не успеем, дня на два работы.
Капитан было уже открыл рот, чтобы напомнить, что за двадцать суток вынужденного безделья на постоянной орбите все уже можно было сделать, но, передумав, махнул рукой и направился к лифту. Он хорошо знал бесцельность всяких споров с механиками. У них всегда найдется какое-нибудь оправдание.
– Подъемник не работает, – сказал старший.
– Почему?
Тот пожал плечами:
– Вы же знаете, что по второму вспомогательному реактору кончился срок инспекторского осмотра.
– А почему вы не пригласили инспектора?
– Приглашал, да он сказал, что ради такого старья не стоит тратить время. «Вас, – говорит, – давно уже на прикол пора ставить».
– На прикол! – возмущенно фыркнул капитан. – Не этому мальчишке решать, кого на прикол ставить! Вот вернемся из рейса, пойду в Главную инспекцию.
– У нас через месяц кончаются документы по двигателям, – добавил старший. – Тут уж без капитального ремонта никак не обойтись. В прошлом году…
– Ладно, не хуже вас знаю, что нужно!
Он уже был наверху, когда услышал соболезнующий голос старшего механика:
– Совсем расстроился наш индюк.
– Тоже давно на прикол пора, – заметил второй.
Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения.
Увы, доблестный потомок капитана парохода «Жулан» в официальных документах назывался заведующим самоходной учебной космической базой, весь штат которой, помимо него самого, состоял из одного помощника, врача, трех мотористов, самовольно возведенных в ранг механиков, и одного подсобного рабочего, попеременно именуемого то боцманом, то коком, в зависимости от того, убирал ли он в тот момент помещения или вскрывал консервные банки для кают-компании.
На этого двуликого Януса и обрушилась вся мощь капитанского гнева.
– Кабак! – заорал он, топнув ногой. – Форменный кабак! Поручни не чищены с прошлого рейса! В курсантском кубрике – свинарник! Немедленно взять наряд курсантов, и чтобы через два часа все сверкало, как на пароходе! Ясно?