— Вы видели Василису? — на всякий случай спросил Слепян. — Куда она пошла?
— Все-таки не можете от нее отстать! — со злым разочарованием проговорила Эрика. — А вы знаете, что она интересуется женщинами? Могу вам порассказать кое-что… Слыхали про такую писательницу: Теодора Боккум?
Вадик замер. В памяти возникла картина: недоумевая, он стоит перед запертыми воротами.
— Боккум, между прочим, петербурженка. Дом в Подмосковье она приобрела на деньги, которые дал ей в качестве отступного во время развода ее муж, крупный питерский промышленник. Кажется, ему принадлежит судостроительная верфь или что-то в этом роде… — проговорила Эрика. Она неожиданно взяла его за плечи и мягко повернула к двери, возле которой оба стояли. — Там — большая зала со спящими людьми. Не пугайтесь, это ночлежка, притон для самых низших парий. Вид и запах у них ужасный, но вас они не тронут. Главное, не наступите никому из спящих на голову. С другой стороны тоже есть выход — направляйтесь прямо к нему… Пройдете переулком до перекрестка. В доме на углу — арка… — Эрика замолчала. Слепян не торопил ее. — Пройдете через арку, окажетесь во дворе. Ровно на противоположной его стороне — большой, очень некрасивый дом. В нем — один-единственный подъезд. Идите туда… Здесь вам нечего делать. Сейчас Василиса покончит с одним маленьким мероприятием и тоже окажется там. Но предупреждаю: надо торопиться. Иначе… Больше я вам ничего не скажу. И не расспрашивайте меня. Зря вы не обращаете на меня внимания. Ну ничего: мы еще сегодня встретимся…
Она отступила в темноту и словно растворилась в этой призрачной, таинственной ночи. Некоторое время Вадик вглядывался во мрак: не появится ли она вновь, потом развернулся и осторожно надавил на шершавое, облупившееся полотно двери.
Он чувствовал — сейчас что-то произойдет. Та загадочная подробность, которую он все это время ощущал где-то под спудом памяти, еще немного — и появится. Наконец он вспомнит ее!..
Напряжение нарастало…
«Что это, как будто умер кто-то?» — Подробность неприятно поразила его.
…Действительно, в гробу лежала пожилая женщина. Где-то он уже видел это: и старуху, и сам гроб. Восковые руки женщины были сложены на груди. Ноготь на мизинце правой был совсем черный. Священник, сопровождаемый дьячком, служил панихиду. Клубами к потолку восходил кадильный дым. Он змеился в свете восковых свечей, укрепленных в подсвечниках на стенах.
«Упокой господи», — как сквозь странный, мистический сон разбирал Вадик слова древней молитвы.
Вдруг знакомое лицо мелькнуло напротив, с другой стороны гроба среди людей, которые, как и он, толпились на панихиде. Эрика!