– Ну? Ты расскажешь, какую сделку заключила с этим тараканом? – интересуется Джеб, застегивая рубашку и пряча круглые шрамы, прежде чем я успеваю сосчитать их.
Мне хочется прибегнуть к магии, чтобы затруднить процесс – пусть его кожу озарят лучи вечернего света, который заливает нас. Пальцы чешутся от желания нащупать все изъяны… небезупречные места, которые докажут, что Джеб настоящий. Что он тот самый парень, которому я доверяла и от которого зависела с пятого класса. Что человек, которого я люблю, по-прежнему где-то там, внутри.
После встречи с двойником, после обвинений Морфея и слов о подавляемом гневе мне нужно хоть в чем-то убедиться.
– Эл…
Услышав свое имя, я смотрю на Джеба. Я бы дорого отдала, чтобы услышать, как он называет меня спортсменкой…
– Что имел в виду Морфей? – настоятельно спрашивает он.
– Я кое-что ему пообещала, – негромко отвечаю я.
Не хочу признавать то, что он и так уже знает. Что между мной и Морфеем происходит больше, чем я выказываю.
– Обещание, да? Как романтично.
Его слова режут, как ножи. За время пребывания здесь Джеб научился владеть не только кистью.
– Вот, значит, почему ты разрушила наш маленький рай. Чтобы сдержать слово, которое дала Морфею.
Я вздрагиваю.
– Нет. Я пришла, чтобы спасти вас обоих. Ты вправе не верить… и сердиться. Я знаю, ты прошел через ад. Это место… оно сломало тебя.
– Я сломался еще раньше… – Джеб недоговаривает, но уязвленное выражение его лица недвусмысленно дает понять: «благодаря тебе и Морфею». – Но я вернул себе власть над своей жизнью. Именно я обладаю здесь магией. У меня есть способность творить мир – как и должно быть. Как должно было быть всегда.
Он поднимает левую руку и закатывает рукав, обнажая татуировку на внутренней стороне запястья. Латинские слова «Vivat Musa» перестали быть черными. Они сияют тем же фиолетовым волшебным светом, что и кисточка. Это придает совершенно новый смысл их значению – «Да здравствует муза».
– Теперь я понимаю, – бормочет Джеб. – Понимаю, почему магия соблазнила тебя. Одним движением руки я могу создать и убить, изувечить и исцелить…
Он движется и говорит бессвязно, как в трансе.
Моргнув, Джеб опускает руку.
– Отныне никто и никогда не сделает больно ни мне, ни тем, кого я люблю. Это место – не ад, а рай. А я… я – бог.
Эти зловещие слова повисают в воздухе. У меня что-то сжимается в груди, как от удара кулаком.
Джеб скользит взглядом по моему лицу – и выходит в коридор.
За стеклом появляется луна, окутав всё вокруг серебристой дымкой. Под покрывалами слышится шорох, словно рисунки начинают двигаться. Они тычутся в плотную ткань, как будто пытаются вырваться.