Гвоздики? Неразборчивые слова? И тут я начинаю понимать…
– Это был ты. Ты стер заметки Элисон, чтобы я не смогла их прочитать. И в лечебнице… это ты чуть не убил ее!
– Я ни в чем не стану признаваться. Ну, кроме того, что она перестала владеть собой. Ради собственной безопасности ей нужно было успокоиться.
– Разумеется, она перестала владеть собой! Ты полжизни играл с ее психикой! – выговариваю я сквозь зубы. – Это ты виноват, что она попала в лечебницу!
Морфей расправляет свои атласные крылья, заслонив сидящих на ветвях фей и накрыв меня тенью.
– За это благодари саму себя. Твоя мать была в норме, пока не появилась ты. Спроси у отца. Пока ты не родилась, она никогда не разговаривала с цветами и насекомыми. Во всяком случае, при посторонних.
– Неправда, – шепотом отвечаю я.
– Не слушай его, Эл, – пытается утешить меня Джеб. – Твоя мама тебя любит.
Воздев руки над головой, Морфей аплодирует.
– Браво, господин рыцарь. Вы слышали?
Феи тоже принимаются издевательски аплодировать, прыгая вокруг гриба, – все, кроме Паутинки, которая сидит на черенке трубки и смотрит на нас молча и с достоинством.
– Вот подлинное благородство, – продолжает Морфей, меряя шагами шляпку гриба. – Связанный и беспомощный, он продолжает заботиться о нежной девичьей душе. Надо признать, он прав.
Феи перестают насмешливо аплодировать и смущаются. Хлопнув крыльями, Морфей устремляется вниз и изящно приземляется передо мной, грозный и прекрасный.
– Твоя мать действительно тебя любит. Очень любит.
Ноги у меня дрожат, но я смотрю на него с презрением.
– Отвали от нее!
Джеб выбрасывает кулак сквозь ячейку сетки. Ему удается коснуться ноги Морфея.
Тот делает шаг в сторону.
– Ах, ах, ах.
Дым послушно рассеивается; сеть исчезает, но на запястьях, на лодыжках и на шее у Джеба оказываются цепи. Они приковывают его к ножке гриба.
– Если ты намерен вести себя, как дрессированная обезьянка, с тобой будут обращаться соответственно.
– Гад!
Я заношу руку, но Морфей перехватывает ее в воздухе.
У меня дребезжат все кости, а синяки начинают болеть.
– Знакомый огонь, – говорит Морфей, склонив голову набок; он как будто удивлен и впечатлен одновременно. – Приятно видеть, что он еще не потух.
– Руки убери, ты, недоделанный жук!
Джеб извивается в своих волшебных оковах. Его лицо наливается кровью, он рычит от ярости, пытаясь вырваться.
Хихикнув, Морфей склоняется надо мной, не выпуская моей руки.
– Он мне нравится. Просто мастер слова…
Морфей стоит так близко, что его дыхание, смешанное с дымом, пропитывает меня – сладкое, как мед, неотвязное, как паутина… приятное воспоминание из детства.