В последнюю ночь, проведенную в двухэтажном бараке с весьма оригинальными жильцами, я видела во сне море и рыбаков. Песчаный берег, вдоль которого я брела, грело полуденное солнце. Чуть поодаль начинался травяной покров, кустарники и крошечные деревца. Именно оттуда, издалека кто-то неустанно наблюдал за мной. Присмотревшись, я увидела ее – гусеницу размером со льва. Вся в пушистых ворсинках, гусеница улыбалась. Вокруг ее глаз ободком росла длинная шерстка радужного цвета.
Я в ужасе попятилась от этого чудовища. А гусеница на мягких пушистых лапках бросилась за мной вдогонку.
«Как она изменилась!» – подумалось мне.
Эта гусеница была моей старой знакомой из Грозного. Когда мне было четыре, я не смогла защитить ее, и злые мальчишки убили несчастную. Они подожгли целлофан на крышке канализационного люка и бросили туда тропическую красавицу, неизвестно как попавшую в наши края.
Во сне мне не удалось убежать: впереди маячила сетка, загораживающая пляж, и, прижавшись к ней, я увидела, что гусеница остановилась на почтительном расстоянии. В районе головы у гусеницы ворсинки переливались, образуя своеобразную гриву.
– Привет! – прокричала она. – Не бойся!
«Она еще и говорит!» – У меня зуб на зуб не попадал.
– Ты знаешь, как тяжело прорываться сквозь сновидения? – строго спросила гусеница, а затем пояснила: – Дождь – это интернет мертвых. Я долго искала тебя. Мой последний земной путь – это Пулька.
Я продолжала молчать, так как сказать ничего не получалось.
– Чтобы удержаться в твоем мире, нужно много энергии.
– Пулька? – наконец произнесла я.
– Да! Я вернусь к тебе еще раз в виде щенка.
– Когда?
– Я росла все время, – хвастливо тараторила гусеница. – Видишь, какой стала! Каждый раз, когда вспоминают мертвых, это придает им сил для возвращения. Что ты молчишь, словно язык проглотила? Я тебя хорошо помню!
– Я тебя тоже… – пробормотала я.
Гусеница отвела меня к причалу.
– Видишь лодку? – спросила она.
В лодке было нескольких молодых мужчин. Они застыли в неестественных позах, и их лица выражали такое страдание, что я невольно поморщилась, испытав сочувствие.
– Они боятся пошевелиться, – гордо сказала гусеница. – Когда я рядом, их жжет печать.
– Печать?
– За то, что они сделали. Детьми они издевались надо мной. И теперь будут отвечать за это во всех мирах.
– Справедливо.
– Тебя я искала не зря! Ну-ка, выдерни из моей правой щеки клочок шерсти.
– Ни за что! – воскликнула я.
– Разве я искала тебя, чтобы услышать эту чушь?! Дергай давай!
– Нет, извини. Не буду.
Гусеница долго уговаривала меня. И я выдернула несколько разноцветных ворсинок.