– Интересно, что ж это за мутная хрень… – пробормотал себе под нос Черник, рассматривая локальный туман, клубящийся в центре зала. Облако притягивало и завораживало, несмотря на то, что должно бы отталкивать и пугать, ведь в нём отчётливо ощущалось нечто запредельно-чуждое…
Когда выбрались обратно и вернулись к воротам, ему было досадно увидеть тяжело раненного капрала Никольчука-Смирновского, которому оторвало ноги, но старший капитан-лейтенант воевал давно и в течение боевых будней слишком привык к подобным зрелищам. Он столько раз терял товарищей и просто знакомых, что жалости уже не чувствовал. Лишь досаду, что из рядов выбывает полноценная штатная единица.
* * *
Мужчина стоял у края пропасти. Провал, дыра в земле, смотрелась именно так, чёрной пропастью. Тьма сгущалась по мере углубления, и если вверху ещё просматривалась тёмная, гладкая, почти зеркально отполированная поверхность замкнутой в круг стены, то уже метров через сто ничего, кроме тьмы, было не разглядеть.
Провал выглядел как чёрная труба, уводящая в недра Земли. Просверливала планету насквозь до противоположной стороны или где-то как-то сообщалась с «потусторонними» измерениями, стоявший у края человек не знал и знать не мог. До него множество людей стремились именно сюда, к вожделенной линии этого края, к кромке перепада на шестой уровень, и никто, даже если побывал тут, не вернулся, чтобы рассказать большому миру, каково же оно на самом деле – добраться и узреть Колодец.
Таким образом, провал считался бездонным. В том или ином смысле это в любом случае соответствовало действительности, если понятие «действительный» имело для ненормальной природы какой-то смысл.
Неподвижно замерший мужчина, смотрящий в бездну, выглядел донельзя измотанным тропой, которая его в эту точку завела. Его снаряжение, одеяние, экипировка, оружие выдавали в нём тёртого, умудрённого бродягу. Именно в дороге себя ощущающего «как дома». Человек иного склада сюда не добрался бы точно.
Женщина неслышными шажками приблизилась к нему. Подобраться с тыла у неё получилось виртуозно, даже матёрый путник не заметил, что она уже стоит вплотную, в двух-трёх шагах, с живым интересом рассматривая застывшую у края человеческую фигуру.
Женские формы у её силуэта угадать было сложно, потому что их скрывала примерно такая же, как у мужчины, одежда: мешковатая, свободная, тусклых расцветок, стопроцентно не предназначенная для вечерних выходов в свет или посещений ресторана с галантным поклонником. Зато она прекрасно подходила для выживания в «первозданных» условиях дикой природы, например, ну или в постапокалиптических реалиях, где от «света» в социальном значении остались в лучшем случае воспоминания как о мифическом времяпровождении бездельников, мнящих себя элитой социума.