— У тебя, — сказала я, ощущая его дыхание на своих губах, — есть невеста. Её и люби.
Бесстыжий имперец при упоминании невесты ничуть не смутился. Даже, кажется, обрадовался.
— Это единственное, что тебя останавливает? — мурлыкнул он.
— Это то, что должно остановить тебя, — мрачно сказала я, почему-то почти ненавидя себя за эти слова.
И Ник действительно остановился. Аккуратно посадил меня обратно. И попросил:
— Останься в Империи, ладно?
— Зачем тебе это? — спросила, выделив интонацией 'тебе'.
— Ты мне нравишься, — вдруг честно сказал он. Хотя, честно ли? И, немного помолчав, добавил. — И я видел, что Конфедерация делает с теми, кто сбежал из нашего плена.
— И что же? — недоверчиво спросила я.
— Присылает нам обратно, — как-то очень серьёзно сказал Ник, и я фыркнула, на секунду раньше, чем он добавил. — По частям.
— Что? — Я вглядывалась в имперца, пытаясь обнаружить что-то, что сказало бы мне, что это неправда. Глупая шутка. Или сплетня-ужастик, которая взялась не пойми откуда, но охотно пересказывается всеми, при том, что очевидцев днём с огнём не сыскать. Искала хоть что-то, усмешку, неуверенность, что-нибудь. И не находя ничего, чувствовала, как всё внутри холодеет.
— Это потому что они знают о наличии телепатии у некоторых… граждан Империи, — сочувственно пояснил Ник. — И исходят из предположения, что любой человек, имевший контакт с любым гражданином Империи перевербован, загипнотизирован и очень опасен. И никаким детекторам лжи в этом случае верить нельзя.
— А это так? — спросила я, не имея в виду, кажется, ничего конкретного. Просто машинально, чтобы что-то спросить. Чтобы заполнить паузу, пока в моей голове никак не хочет укладываться сказанное имперцем до этого.
— Про детекторы — так, а про остальное… — по-разному бывает.
После страшных откровений Ника день как-то сразу перестал быть тёплым. С мокрых волос, хоть я и отжимала их, стекала вода и холодной противной струйкой пробиралась под платье. Я молчала, стараясь унять лёгкую дрожь.
— Прости, — сказал он. Сколько извинений за один день… — отстранённо подумала я. И зачем-то кивнула. Хотя толком не поняла, за что именно на этот раз он просит прощения.
Когда мы устроились на ночь, как обычно — в одной комнате, на одной кровати, и взгляд Малики до сих пор жёг мне спину, хоть и минут пятнадцать уже прошло, я попыталась вспомнить все те вопросы, которые теснились в моей голове сегодня днём. До того, как Ник стал говорить гадости о моей Родине. Но ничего не приходило. Все мысли занимал пока один вопрос — правду ли говорит имперец? И, я боялась спрашивать, — а что же делают с родственниками таких вот вольных или невольных предателей?