— Может, лунный воин желает присоединиться к незамужним девам? — Герасим указывает на две ступени платформы ниже. — Даже самый лучший воин нуждается в отдыхе.
Ариан так смотрит на него, что Герасим отступает и усаживается у ног отца.
Прячу улыбку в деревянном кубке с медовым напитком. Шальная пряная сладость кружит голову, и всё кажется забавным: обрушение моста, будто вытесанное из дерева лицо Аристарха, Вася, перекинувшийся частично то и дело машущий мне хвостом, торчащим из потрёпанных джинсов. Кстати, что-то его давно нет.
Неровный, как и все дорожки здесь, как стены и крыши домов стол на низеньких ножках пьяной змеёй тянется между многочисленных оборотней, соединяя центр с большинством платформ. Сидящие на шкурах оборотни жадно хватают со стола запечённое мясо, варёные яйца, хлеб, сыр, печенье и шоколадные конфеты, запивают самодельным пивом и медовухой, искренне веселятся.
Лишь угольно-чёрный Ариан под моим боком напоминает вытянутыми вверх острыми ушами бога смерти Анубиса. С его стороны почётные гости вожака держатся на почтительном расстоянии, с осторожностью берут мясо в пределах его досягаемости. Да и кувшин с медовухой перед ним стоит нетронутый. Может, они не знают, что он князь, но интуитивно опасаются.
Вася — не могу его иначе называть, уж больно подвижный, будто шило в одно месте торчит — перескакивает через наклонившихся к столу девушек. Те взвизгивают, смеются. А он мчится по протянутому на дорожке столу, перекувыркивается через запечённого поросёнка. Я, как и многие, разворачиваюсь к нему. Преодолев последние несколько метров, Вася падает передо мной на колени и протягивает плоскую бархатную коробку. В таких ювелирные украшения держат. Она большая, словно там целое колье.
— Прими, прекраснейшая, — Вася смотрит с щенячьим восторгом.
Плечо Ариана упирается мне в бедро. Ближние гости смотрят на коробочку. Те, что подальше, усиленно тянут шеи, и постепенно гомон стихает.
Наступает звенящая тишина, в которой только комары пищат. Их, конечно, отгоняют дымом трав, но мерзкие твари бдят.
Десятки пар глаз обращены ко мне, мерцают отражённым светом факелов, электрических светильников и огромной луны.
Сердце-то как бьётся! И неловко, и приятно, что ради меня пир организовали, дарят всякое… Отставляю деревянный неожиданно пустой кубок.
Дрогнувшими пальцами тяну крышку вверх.
Жёлтый и серебристый свет проникают в тёмное нутро, и там вспыхивают перламутровыми радугами крупные чёрные опалы, обвитые золотыми нитями. У меня перехватывает дыхание. Однажды я ходила на выставку ювелирных украшений и на час зависла в разделе с камнями. Опалы тогда поразили меня мерцающими в их глубине радугами. И ценой тоже.