– Что я сказал, то сказал, – пробормотал сир Жюльен.
– Мы это знаем, – возразил Куси. – Но не сказали ли вы также и того, что отдадите за меня Алису в тот день, когда Гийом де Ла Рош-Эймон будет мертв, а вы окажетесь моим пленником, и я буду в состоянии предложить вам имущество за имущество? Так знайте же, один из моих воинов убил Гийома де Ла Рош-Эймона в то время, когда тот бежал с поля сражения. Судьбе угодно было, чтобы вы попали ко мне в плен, и я думаю, что пожалованное мне королем право подарить вам жизнь и свободу может вознаградить то, что мне недостает со стороны имущества?
– Нет, – отвечал сир Жюльен, раздосадованный, что его поймали на слове. – Нет, что я сказал, то сказал…
– На минуту, граф дю Мон, – воскликнул Филипп, который перестал сердиться и начал потешаться над упрямством старика. – Если тут одна помеха – ваши поместья, то мы сейчас устраним ее.
– Тогда это будет дело иное, – отвечал граф Жюльен, который в сущности был очень рад, что избавляется от тяжкой необходимости поддерживать неизменность своей воли ценой самой жизни.
– А вот мы сейчас устраним, – подтвердил король и, обратившись к баронам, собравшимся в его палатке, он сказал: – Господа, кто из вас имеет право заседать в палате лордов, тот да удостоит меня минутой содействия!
В тот же миг все присутствующие пэры отделились и окружили короля. Филипп возвысил суровый голос:
– Граф Жюльен дю Мон! Мы, Филипп, король Франции, при помощи и выражая общее мнение наших пэров, объявляем вас виновным в государственной измене и повелеваем, чтобы все ваши замки, поместья и владения, так же как и все ваше движимое и недвижимое имущество было конфисковано в пользу государственной казны, которая распорядится ими по своему усмотрению.
– Таков наш приговор! – воскликнули пэры единодушно.
Граф дю Мон, несмотря на свою непоколебимость, вздрогнул и побледнел.
– Теперь, граф, – продолжал король, – вы не владеете ни одной пядью земли, а сир де Куси – властелин свободной земли. Вы его пленник, Гийом де Ла Рош Эймон умер, и все ваши условия соблюдены ненарушимо. Теперь мы требуем, чтобы и вы сдержали свое слово, иначе мы объявим вас бесчестнее язычника.
– И упрямее осла! – воскликнул граф Булонский, расхохотавшись.
– Что я сказал, то сказал, – отвечал старый граф угрюмо. – Сир де Куси, я обещал вам руку дочери на определенных условиях. Вы их выполнили, и она ваша. Но тем не менее, нельзя не признаться: жестока необходимость выдать дочь свою за нищего!
– За нищего? – воскликнул Филипп, и глаза его сверкнули гневом. – Знайте же, граф дю Мон, что сир де Куси по своему рождению и заслугам имеет право на руку любой принцессы, вдвое богаче вашей дочери… Да, Куси, прекрасные владения графа Танкарвильского принадлежат вам в силу завещания, составленного и подписанного графом и около десяти лет хранящегося в государственном казначействе. Побуждаемые государственными нуждами, мы расходовали бессрочные доходы, надеясь со временем возвратить их вам, в случае смерти графа, или самому графу, если тот вернется из Палестины. В этих действиях мы сообразовались с советами мудрого Бернара, пустынника Венсенского, душа которого вот уже десятый день как вознеслась на небо. Только теперь мы узнали, что благочестивый отшельник был сам граф Танкарвиль. Пост и всякого рода лишения изнурили его тело и до такой степени изменили лицо, что даже мы, искренний его друг, не узнали беднягу… Перед своей кончиной он написал нам письмо, исполненное мудрых советов, в котором просит для вас нашего благосклонного расположения, впрочем, давно заслуженного вами, и вы можете всегда быть в нем уверены… Во всяком случае, вы без сравнения и в тысячу раз выше этого упрямого старика, которому оказываете честь жениться на его дочери. В наказание же за его гордость и упорство мы жалуем вам и вашим потомкам все владения и имущества, конфискованные у него по приговору нашей палаты пэров, предоставляя на ваш произвол заботу успокоить старость графа дю Мона приличным содержанием.