– Перестань насмехаться, негодяй! – сказал Куси строгим тоном. – И знай, что если даже Тибо и любит королеву, то по законам чести – как множество иных благородных рыцарей, которые посвятили свое сердце, свое копье и свои песни знаменитым принцессам, не тая ни малейшей мысли, способной опозорить их.
– Ха-ха-ха! – заливался Галлон. – Ха-ха-ха!
Видя, что на лице Куси собирается черными тучами гнев, Галлон вырвался от него и убежал с насмешливым хохотом. Но Куси не обратил на это внимания, до того он был озабочен услышанным.
«Возможно ли, чтобы я был слеп до такой степени? – думал он. – И в два года не приметил того, что этот шут узнал за одну минуту? Ах, д’Овернь, д’Овернь! Я жалею о тебе до глубины моего сердца, потому что если ты полюбил такую знатную и прелестную даму, то будешь любить ее до самой смерти! И любить без надежды, я тебя знаю: ты не захочешь обесславить ее и предпочтешь умереть, чем толкнуть ее на поступок, который унизил бы ее в твоих же глазах. А Филипп, как он ревнив! Я не хотел бы в обмен на целое герцогство любить без надежды. Но что ни случилось бы, д’Овернь, ты найдешь меня рядом. Если я не смогу разделить твое состояние, то смогу по крайней мере разделить твои опасности и не брошу тебя.
Возвращение Гуго де Барра прервало размышления Куси. Оруженосец уведомил своего господина, что лошади готовы, и в то же время положил на стол небольшой кожаный мешочек, по-видимому наполненный деньгами.
– Что ты принес? – спросил Куси.
– Выкуп за лошадей и доспехи двоих рыцарей, которых вы выбили из седла на турнире.
– Расплатись с людьми, которых мы наняли в Оверни, чтобы отвести моих арабских лошадей, и отпусти их.
– Они не хотят брать денег, сир Ги, и просят, чтобы им купили на их жалованье лошадей и вооружение и позволили служить под вашим знаменем.
– Я не хочу им отказывать, однако Бог весть чем я буду их кормить. Но все-таки два человека прибавятся к моей свите. Отведи их на улицу Сен-Виктор, где живут оружейники, и купи им полное вооружение. Но позаботься, чтобы они бросили эти огромные ножи, которые бьют им по пяткам и придают разбойничий вид. Я не хочу, чтобы думали, будто у меня служат разбойники. Я не стану тебя ждать. Но ты можешь, если поторопишься, догнать меня на дороге. Мы поедем шагом.
Куси позвал пажа, приказал ему собрать свиту, сам приготовился к отъезду и поспешно вооружился. Через четверть часа он выехал из Парижа и направился с небольшим отрядом по дороге в свой замок Куси-Маньи. Он ехал туда в печальном расположении духа. Не только отъезд Тибо и затруднения, которые он предчувствовал в своей любви к Алисе, нарушили его природную веселость. Его тяготила перспектива довольно продолжительного пребывания в старом замке, где его не встретит ни одна дружеская улыбка, где царила беспросветная бедность. Он не мог свыкнуться с мыслью, что должен вернуться в край, где его предки жили на широкую ногу, и найти там только одиночество или пустые воспоминания о богатстве, которое было растрачено на крестовые походы.