На ступенях жертвенника стоял кардинал-легат; на нем было красное облачение, в котором католические священнослужители являются в дни поста и покаяния. Около него на ступенях и по обеим сторонам хора стояли епископы и аббаты в траурных сутанах; у всех в руках были смоляные факелы, от которых по всему храму разливались красноватый свет и одуряющий запах, производя тяжелое впечатление на присутствующих.
На хорах позади алтаря, в неясном свете, теснилась сплошная масса духовенства белого и черного; лица церковников, освещаемые похоронным светом факелов, принимали замогильные оттенки и фантастические формы; тот же мрачный свет, разливаясь над коленопреклоненным народом, безразлично освещал смутную массу и гас во мраке обширного готического собора.
Когда граф д’Овернь вошел в церковь, хор певчих исполнял Miserere[4], и это унылое торжественное пение, сопровождаемое редкими ударами погребального колокола, вполне соответствовало грозному и мрачному характеру собрания.
Хотя Тибо был по воспитанию своему выше народных предрассудков, однако не мог избавиться от ощущения ужаса, которым объяты были все присутствующие. Теперь он не сомневался, что все это прелюдия к отлучению от церкви Филиппа, к наложению анафемы на целое королевство; подвинувшись ближе к алтарю, он ждал, и сердце его волновалось бурей противоречивых эмоций.
Если кто мог забраться в глубь этого сердца, то отыскал бы в нем тень смутной радости, туманной надежды, что любимая женщина будет освобождена от ненавистных ему оков; но справедливость требует сказать, что если бы он сам осознал это ощущение, то с негодованием отверг бы его и с радостью отдал всю свою кровь, лишь бы сохранить Агнессе счастье, которое стало причиной его отчаяния.
Кончилось пение Miserere, настало глубокое молчание; легат звучным и громким голосом произносил приговор, налагавший на королевство интердикт, то есть церковное запрещение. По его указанию двери всех храмов должны быть заперты; кресты и изображения святых закрыты траурным крепом. Кроме того, запрещалось совершать венчальные обряды, погребение мертвых и всякое другое церковное богослужение до тех пор, пока король Филипп не изгонит свою наложницу и не призовет королеву Ингебургу, свою законную супругу.
Когда Тибо услышал, что презренное название наложницы применяется к Агнессе Меранской, кровь бросилась ему в лицо и рука невольно ухватилась за эфес кинжала. Однако он обуздал первое движение и дослушал легата, произносившего уже отлучение от церкви короля Филиппа, используя те устрашающие формулы, которые установила римская церковь, призывая все проклятия небесных сил на главу виновного.