– Они были невинными.
Воин весь съежился:
– Знаю. Думаешь, я этого хотел? Другого пути не было. Для них не было места в этом мире.
– А сейчас? – спросил Лазло. Внутри него все заледенело. Не так он представлял себе эту беседу. Они должны были придумать план. Вместо этого на его вопрос ответили молчанием, которое можно интерпретировать только как «для них все еще нет места в мире». – Она ваша дочь, а не какое-нибудь чудовище! Ей страшно. Она хорошая.
Эрил-Фейн съежился пуще прежнего. Женщины сплотились вокруг него. Азарин бросила Лазло предостерегающий взгляд, а Сухейла взяла сына за руку.
– А как же наши погибшие, запертые в цитадели? – спросила она. – По-твоему, это хороший поступок?
– Это не ее вина, – возразил Лазло, и не для того, чтобы приуменьшить угрозу, а просто чтобы оправдать Сарай. – Должно быть, это делает кто-то другой.
Эрил-Фейн вздрогнул:
– Другой?!
До чего же глубоко проникли корни ненависти, подумал Лазло, наблюдая, как даже теперь, несмотря на покаяние и отвращение к самому себе, пожирающие его изнутри, как пятнадцатилетняя язва, Богоубийца все равно не может решить, рад он или боится, что божьи отпрыски живы.
Что же касается Лазло, это знание вызывало в нем тревогу. Его живот скручивало от страха, что он не может доверять Эрил-Фейну.
– Есть и другие выжившие, – вот и все, что он сказал.
Выжившие. Сколько всего вкладывалось в это слово: сила, стойкость, удача – а еще тень любого преступления или жестокости, которую пережили. В данном случае этим преступлением, этой жестокостью был Эрил-Фейн. Они пережили его, и теперь воина омрачала тень.
– Сарай спасла нас, – тихо произнес Лазло. – Теперь мы должны спасти ее и остальных. Вы, Эрил-Фейн. Решение за вами. Народ к вам прислушается.
– Все не так просто, Лазло, – вставила Сухейла. – Тебе никогда не понять нашу ненависть. Она как зараза.
Он только начинал понимать. Как там выразилась Сарай? «Ненависть использованных и измученных, которые были детьми использованных и измученных, и чьи дети станут использованными и измученными».
– Что вы хотите этим сказать? Что вы собираетесь делать? – Лазло собрался с силами и спросил: – Убить их?
– Нет, – покачал головой Эрил-Фейн. – Нет.
Это был ответ на вопрос, но прозвучал он так, словно Богоубийца защищался от кошмара или удара, как если бы сама мысль об этом приравнивалась к атаке и он не мог ее вынести. Воин спрятал лицо в ладони и склонил голову. Азарин наблюдала за ним, не приближаясь; ее глаза стали темными, влажными и до краев наполненными болью, будто она сама из нее сделана. Сухейла со слезами опустила здоровую руку на плечо сына.