Голубое рагу.
– Только если мне не придется потом убирать, – так же беспечно ответил Руза.
Чуть ранее их просветили о… ситуации… в цитадели. За вальяжным поведением определенно крылась глубокая тревога, но это не значило, что воины говорили не всерьез. Цара покачала головой, и Лазло подумал, что она упрекнет сослуживцев за их чопорность, но вместо этого она сказала:
– И что тут веселого? Тогда нам даже не посчастливится увидеть, как они умрут.
Весь воздух вышел из легких Лазло, словно его ударили под дых. Все недоуменно уставились на него.
– Да что с тобой? – спросил Руза, увидев выражение на лице друга. – Выглядишь так, будто тебе подали голубое рагу на ужин.
Парень рассмеялся, довольный своей шуткой, а Шимзен хлопнул его по плечу.
Лицо Лазло напряглось и покраснело. Перед глазами всплыл образ испуганной Сарай, запертой в цитадели.
– Как вы можете так говорить? – спросил он. – Ведь вы никогда с ними даже не встречались!
– Встречались? – брови Рузы подскочили к лбу. – С монстрами не встречаются. Их истребляют.
Должно быть, Цара заметила гнев Лазло, его… крайнее удивление.
– Поверь мне, Стрэндж, если бы ты их знал, то и сам бы с радостью метнул туда бомбу.
– Если бы вы знали меня, – ответил он, – то не думали бы, что я мог бы с радостью кого-то убить.
Все посмотрели на него прищурившись, – сбитые с толку и сердитые, что он портит им веселье.
– Ты говоришь о них как о людях, – заметил Руза. – В этом-то и твоя беда. Представь, что они тривахниды…
– Мы не убивали тривахнидов.
– Ладно, твоя правда, – лицо воина скривилось. – Неудачный пример. Но ты бы смотрел на меня так, если бы я убил одного?
– Не знаю. Но они не тривахниды.
– Да, – не спорил Руза. – Они куда опаснее.
И это тоже правда, но смысл крылся в другом. Они люди, а никто не шутил над тем, чтобы превратить в рагу людей.
И уж тем более Сарай.
«Думаешь, хорошие люди не могут ненавидеть? – спросила она его прошлой ночью. – Думаешь, хорошие люди не убивают?» До чего наивно было полагать, что вся проблема кроется в простом недопонимании! Если бы они ее узнали, убеждал себя Лазло, то ни за что бы не захотели причинить ей вред. Но теперь стало ясно: они никогда ее не узнают. Они попросту не допустят такой возможности. Сухейла ему сказала: ненависть как зараза. Теперь он понял, что она имела в виду. Но есть от нее лекарство?
Смогут ли жители Плача принять выживших в цитадели? Или, как в случае с тривахнидами, хотя бы терпеть их существование?