В прошлые разы юноша испытывал раздражение. Сейчас же он испытывал потерю, разрывающую изнутри.
– Нет! – ахнул Лазло, быстро всплывая на поверхность и выплескиваясь в реальность, как кто-то, кого выкинуло на берег волной. Сон отступил и бросил его там, в кровати, одного – в беспощадной непримиримости яви. А та была столь же мрачной истиной для его души, как пустота Эльмуталет.
Он выдохнул с содроганием, руки опустились с милейшего потерянного фантома Сарай. Даже ее аромат развеялся. Лазло проснулся в одиночестве. Хотя нет – он просто проснулся.
До него донесся звук – тихое недоверчивое пыхтение, – и Лазло быстро развернулся. Створки были распахнуты, и в том месте, где окно должно было вырисовываться во мраке темным квадратом, обыденным и пустым на фоне ночи, возник силуэт: голова и плечи, блестевшие светлым золотом.
– Вот это, – протянул Тион Ниро, – я называю чертовски хорошим сном.
Лазло уставился на него. Тион Ниро маячил в его окне. Он наблюдал за Лазло во сне, как тому снился сон. Как снился этот конкретный сон.
По Лазло прокатилась волна гнева, непропорциональная мгновению – будто Тион заглядывал не только в комнату, но и в сон, становясь свидетелем его идеального времени с Сарай.
– Прости, что прервал что бы это ни было, – продолжил Золотой крестник. – Хотя тебе стоило бы меня поблагодарить. – Он выкинул уже ненужные камешки через плечо, и те покатились по брусчатке. – У тебя повсюду мотыльки. – Они все еще были в комнате, садились на потолочные балки. – Один даже сидел у тебя на лице!
И тогда Лазло понял, что Тион не просто подглядывал за ним. Он его разбудил. Не рассвет и не раздавленный мотылек пробудили его ото сна, а камешки Ниро! Гнев Лазло за секунду преобразился в ярость – простую, жаркую, – и он вскочил с кровати так же быстро, как очнулся от сна.
– Что ты тут делаешь?! – прорычал юноша, заполняя собой пространство в открытом окне, да так, что Тион оторопело попятился. Прищурившись, он настороженно посмотрел на Лазло. Тот никогда еще не выглядел таким сердитым, не говоря уж о разгневанности, и каким-то образом это увеличивало его в размерах. Стрэндж стал совершенно другой и более опасной особью, чем та, которую Ниро знал все эти годы.
Что не должно удивлять, учитывая причину его прихода.
– Хороший вопрос, – ответил Тион, переводя стрелки на Лазло. – Что я тут делаю, Стрэндж? Может, просветишь меня? – Его голос казался таким же впалым, как глаза и щеки. Алхимик был изможденным от потери духа, цвет его кожи – болезненным. Он выглядел даже хуже, чем вчера.