Ее горло молило о крике. Душа тоже. Сарай противилась, словно в ней сидели демоны, пытающиеся процарапать себе выход, чтобы разрушить весь мир.
«Так выпусти их на свободу, – сказала бы Минья. – Мир заслуживает разрушения».
Именно Минья наконец-то вытащила их из Сарай – ее сотню клочьев тьмы.
– Я вижу, что ты делаешь, – обвинила она Сарай однажды ночью, загнав ее в угол в саду. В тот год они были одного роста. Сарай догнала Минью и скоро перерастет ее, в то время как та навсегда останется шестилетней девочкой. – Думаешь, я ничего не понимаю? – требовательно спросила она. – Ты прячешь свой дар. Так вот, у тебя нет на это права. Каким бы он ни был, он принадлежит нам всем.
Сарай не спорила. Они были в одной лодке, и она питала большие надежды, что ее талант сможет их освободить. Но вся надежда испарилась.
– А вдруг он плохой? – прошептала девочка со страхом в голосе.
– Было бы хорошо, – страстно ответила Минья. – Мы нуждаемся в плохом, Сарай. Для отмщения.
Вот она умела произносить это слово: со стиснутыми зубами, брызгая слюной, вкладывая в него всю свою ненависть. Ее собственного дара ей было недостаточно. Она могла наказывать людей, но только после их смерти, а это ее не удовлетворяло. Сарай мечтала о полетах и свободе – но не Минья. Та надеялась, что волшебство Сарай можно будет использовать как оружие против врагов. Возможно, в ту ночь в саду две маленькие девочки выглядели как равные – как подружки, – но это не так. Минья была грозной старшей сестрой, которая спасла им жизнь, и они были готовы ради нее на все, даже на ненависть. Это легко. Естественно. Другого они не знали. Призраки, цитадель и ненавистные люди, которые ненавидели их.
Поэтому в ту ночь Сарай поддалась крику, и темные творения внутри нее окрылились. Они вылетели изо рта, но оказались не демонами, а мотыльками.
Какой ужас! Из ее тела вылетали насекомые!
Когда все закончилось – их первое появление заняло пять-десять секунд, которые показались вечностью, – девочка упала на колени, и ее стошнило ужином в корни сливы. Минья наблюдала за всем этим округлившимися глазами и с нездоровым восхищением. Мотыльки бешено роились, поскольку Сарай была в ужасе. Они метались и кружили в отчаянном танце. У Сарай заболело горло – от рвотных спазмов, не от мотыльков. Позже она поймет, что в действительности они не вылетали из ее горла. Они не были в ней, не в том смысле. Они были ею – часть ее разума или души, которая принимала материальную форму, только когда мотыльки вылезали наружу. Где-то посреди ее крика они объединялись. Сарай чувствовала губами легкое касание мягких, как мех, крылышек – но не более. Девочка не давилась ими. Не была живым гнездом с животом, набитым куколками, вылупляющимися с наступлением ночи. Ничего столь мерзкого. Но тот первый раз показался мерзким, диким, раздражающим и головокружительным. Сарай присела на колени между корнями сливы и покачнулась. Казалось, что ее разум вскрыли, освежевали и все смешали. Она ухватилась за нарост на корне, и ее мир, разбившись на кусочки, завихрился.