Мы приземлились через несколько часов. Я взглянул в иллюминатор, когда мы пошли на посадку, и не увидел ничего, кроме развороченной земли и потрескавшихся пустынных дорог, петляющих в никуда. Никакого аэропорта я не заметил. Дитц со мной рядом отключился, недокуренный косяк застрял у него между пальцев. Некоторые из кожаных мужиков играли в хэки-сэк[32] в проходе, перекрикиваясь на очень странном английском. Что-то про н-удного-удода, накирявшегося в сисю в Окленде, кучку тупых мудил. Пилот объявил, что он совершает посадку, и попросил, пожалуйста, воздержаться от ужаса. Я растолкал Дитца:
— Где мы, твою мать?
— Мы в краю мечты. В солнечной Калифорнии. Точнее, в Голливуде.
— Это же пустыня, — сказал я.
— Малхолланд-драйв, — сказал Дитц, — Сансет и Вайн. Бетти Грэбл. Жирный Арбакл.[33] Грязный жирик. Голливудская Аллея Славы. Звезда Стиву. Звезда Дитцу. Мы женимся на бразильских супермоделях. Мы будем сражаться с наркотической зависимостью.
— Это же пустыня, — сказал я. — Здесь даже не та пустыня, куда можно зайти и сказать: «О, я съездил в пустыню. Просадил восемьдесят баксов в автоматах, зато нашел этот череп». Это самая настоящая, блядь, пустыня.
— Ладно, — сказал Дитц, — я тебя обманул. Это пустыня.
Пришлось ждать, пока надуют аварийные трапы. Дитц сказал, что платформа для высадки пассажиров — на последнем издыхании. Новозеландцы в хвосте самолета развлекались «петушиными боями».[34] Когда один мужик разбил себе голову о багажную полку, раздался настоящий взрыв веселья.
— Лихорадка привала, — сказал Дитц.
Мы съехали на поверхность, пошли по этой пустоши. Шли мы довольно долго. С нами была девушка с радикальным бальзамом и несколько ее друзей, плюс какие-то новозеландцы. Еще парнишки в наколенниках для скейта — сказали, что они из Сент-Луиса. Идти приходилось медленно. Каждые несколько футов кого-нибудь сзади сбивали с ног и мутузили в песке. Парню, который поранил голову о багажную полку, опять серьезно досталось. Приятели смеялись над ним и называли пидором. Юные скейтеры плевали ему на голову. Казалось, киви принесли этого парня в жертву вящей славе дружбы народов.
— Насилие столкнется с решительным насилием, — сказал Дитц, но никто не обратил на него внимания.
Мы наткнулись на остатки походного лагеря. Пустые бутылки из-под воды, драные тенты. На костровище были разбросаны почерневшие от солнца визитные карточки и обуглившиеся кости. На камне стояла баночка с блеском, в развилку кактуса воткнут мобильник. Знаки и псевдознаки. Сенситивность и сенсимилья. Говно дурачеств.