Марколина. Шевальер, что с вами? Успокойтесь. Я думаю, вы не откажетесь от плотного завтрака перед дорогой, да и господин аббат, очевидно, проголодался…
Аббат. Может быть, шевалье хочет отдохнуть? Приятнее ехать, когда станет прохладнее…
Казанова. Благодарствую. Только слабоумный мог написать мне такое письмо! Конечно, я уже не так молод и красив, не так ловок и гибок, чтобы совершать побеги из тюрем и ходить по скатам крыш, но я по-прежнему умнее их! О, я еще докажу этим негодяям! Я еще во сто крат сильнее ненавижу это правительство и с гораздо большими основаниями; а еретиком я был всю жизнь! И остаюсь им и сейчас!
Марколина. Не соблаговолит ли уважаемый шевалье приоткрыть нам содержание письма, если, разумеется, не слишком большая дерзость просить об этом. (Аббату.) Возможно, шевалье несколько преувеличивает значимость того, что изложено в послании…
Казанова. Я сам виноват! От скуки и омерзения в последние годы я разыгрывал сам перед собой дурацкую комедию. Мне верить в Бога? Да что это за Бог, если он милостив к молодым и оставляет стариков? Что это за Бог, который превращает богатство в нищету, счастье — в несчастье, радость — в горе?! Бог, который, когда ему заблагорассудится, оборачивается дьяволом!..
Аббат. Шевалье де Сенгаль! Я готов с вами поспорить относительно некоторых воззрений, но прошу в моем присутствии…
Казанова. Не бойтесь, господин аббат. Я не стану хулить Бога, но сомневаться в его существовании — единственное остающееся у нас средство… (Марколине.) Я еду в Венецию, но не стану добиваться никаких милостей от этих господ. Я проберусь в Венецию хитростью, переодетым… о, еще никто не знает, как хитер Казанова… Я изведу всех этих злодеев, или хотя бы одного из них — того, что придумал все эти мерзости!.. Большую часть своих пожиток я оставляю здесь, дорогая Марколина, а когда вернусь, от вас будет зависеть, пожелаете ли вы передать свою гостиницу кому-нибудь другому и последовать за мною как супруга…
Марколина замерла, не веря в услышанное, затем хотела броситься на шею шевалье, но тот уже поднимался по лестнице.
Я позволю себе удалиться, чтобы сейчас же приготовиться к отъезду. Благодарю вас, аббат, за приятное путешествие. Весьма сожалею, что в игре вам сегодня не везло. Карета — не лучшее место для соревнования с судьбой. (Вышел.)
Аббат(вслед). Удачу и женщин не приневолишь!
Пауза. Марколина смотрит туда, куда исчез шевалье, — она еще не поняла, с какой долей серьезности ей надо отнестись к последним словам Казановы.
Не обольщайтесь, синьора. Вся беда нашего дорогого шевалье в том и заключается, что ни к какому делу он не может отнестись серьезно. Если бы в молодые годы у него хватило досуга и терпения, то он, я твердо в этом уверен, не уступал бы теперь лучшим писателям и философам…