Я был полупансионер и обедал в пансионе. Училище наше, верно, пользовалось порядочною репутациею в Москве; в нем учились дети значительных дворянских фамилий и богатых купцов. Я застал Мельниковых (братьев бывшего министра путей сообщения), Ключарева, князя Волконского. Облик всех их сохранился ясно в моей памяти, может быть, потому, что Мельниковы (из них один уже не учился, а только жил в пансионе) отличались от меня летами,- они уже были юноши лет шестнадцати-семнадцати,- занятиями и искусством танцевать матлот;
Ключарев-близорукостью и искусством рисовать головки; а Волконский пажеским мундиром, в который он облекался в торжественные дни, и весьма интимным знакомством с незнакомыми мне вовсе розгами: не проходило месяца, в который бы он не призывался Васильем Степановичем наверх для экзекуции.
Наши учителя, сколько я могу судить теперь, были все очень порядочные люди, и за исключением священника и учителя рисования, какого-то Евграфа Степановича,- и порядочные педагоги. Сам Кряжев умел так учить, что некоторые его уроки мне и теперь еще памятны. Как будто слышу еще его декламацию из Лафонтена:
Triomphez, belle rose, vous montez seule les caresses de Zephyr.
(Торжествуй, прекрасная роза; ты одна несешь ласки зефира.)
Знания новых языков Василия Степановича были для нас предметом удивления; он издал учебники французского, немецкого, английского и едва ли еще не итальянского языков; сам преподавал нам эти языки, и я в течение года, благодаря его урокам, мог уже довольно свободно читать, то есть читать и понимать неизбежного "Телемака" ("Телемак"-роман Фенелона о похождениях Телемаха, сына Одиссея и Пенелопы.) и другие детские книги. Ученье немецкому языку шло как-то вяло; но все-таки я узнал его настолько, что кое-как, с грехом пополам и с помощью лексикона, мог добраться иногда до смысла и в немецкой книжке. И вдруг, при таком слабейшем знакомстве с языком, бог знает как и почему, заучилась и осталась с тех пор в памяти одна строфа из Шиллера: "So willst du freudlos von mir scheiden, etc. (Ты хочешь изменнически расстаться со мною, и т. д. - Из стихотворения Фр. Шиллера "Идеал".)
Странное дело. Я Шиллера читал в первый раз в Дерпте в 10-х годах; в Московском университете я не читал ни одной немецкой книги, и когда поехал в Дерпт, то с трудом мог прочесть безошибочно несколько строк, а между тем наверное знаю и помню, что, приехав в Дерпт, я знал наизусть семь-восемь этих стихов из Шиллера. Откуда взялась такая выскочка в памяти?
Учителя истории, географии и математики, братья Терехины, были, верно, не худые педагоги, если и то немногое, что я узнал от них в года, не совсем еще вышло из памяти, несмотря на то, что целый десяток лет после выхода из училища я не брал в руки ни одной исторической и математической книги; а то, что я потом узнал самоучкою, резко могу еще и теперь отличить в моей памяти от моего школьного запаса; помню еще рассказы Терехина об Аннибале, Сципионе, о причинах второй пунической войны; до императоров я в пансионе не дошел, и познакомился с ними гораздо позже.