А что уж до ограблений магазинов, банков, оптовых баз, то об этом говорили, как о погоде. «Завтра дождь обещали», — говорила одна тетка во дворе другой. «А вчера ночью сберкассу грабанули», — отвечала вторая с точно таким же выражением.
В Одессе привольно жилось и местным блатным, и ворам других городов огромной страны. Именно «Жемчужину у моря» чаще всего выбирали «законники» для проведения своих сходок, когда на побережье Черного моря съезжался весь воровской бомонд. Самые знаменитые паханы «возникали» сюда, чтобы залечь на дно после громких дел, переждать бурю. Они оставляли в этом городе миллионы — деньги, украденные из банков и карманов граждан, полученные от продажи золота и мехов, крапленые, фальшивые, окровавленные, переходили из рук в руки, меняя за день нескольких владельцев, и начисто растворялись в житейском море. Менты с ног сбивались в поисках блатных, сидели в засадах, брали в кольцо все известные притоны, хазы, малины, но на смену посаженным и расстрелянным возникала новая криминальная поросль.
Отошедшие от дел престарелые воры обучали молодняк. И не только воровской хватке, но и сочному, ни с чем не сравнимому языку, на котором говорят только в Одессе. Он вместе со сленгом офеней, бродивших с незапамятных времен по городам и весям России, и послужил основой блатной «фене», на которой, впрочем, теперь мало кто умеет изъясняться даже в местах не столь отдаленных.
«— Куда суешься без мозолей, отрыжка старой курвы? Не сей мозги, выпердыш бухой ночи! Кто возникает в ювелирный с голыми клешнями? Разуй зенки, сколько на стекле следов оставил! Все равно что свою наличность приклеил вместе с адресом хазы! Тебя заставят сыграть на пианино — и крышка всем! Ты что, просрал дактилоскопическую экспертизу? Живо заклей пальцы пластырем, да не целиком, кончики, подушечки! Вот так. И секи. Можешь изоляцию пускать на это. Доперло?
— А рыжуху чем отличить теперь? Задницей, что ли? — возмущался мальчонка.
— Рыжуху на зуб пробуй! Продавливается, поддается жевалкам — хватай ее!
— Клешнями лафовее и шустрей! — не соглашался пацан.
— Шустро только маслину схлопотать можно! На жевалках без промаха секешь рыжуху! — подталкивал зелень к прилавку старый кент. И требовал: — Давай без шороху, коли!
Мальчонка надавил руками на стекло. Оно не поддалось.
— Сколько я тебе в мозги вкладывать буду, кто так стекло берет? Я же трехал, чтоб без звона! А ты что допер? С голыми клешнями… Все порежешь и шороху не оберешься. На мослы поставишь всех ментов и сторожей. Зырь сюда! — Снял с мизинца изоляцию. Приклеил ее в центре стекла, слегка стукнул, и стекло, тихо затрещав, рассыпалось в куски.