«Соратники» вошли в избу. Тут все дышало запустением — Садальский прикупил ее пару лет назад так, на всякий случай.
— Вот, сука, — тихо выругался он в адрес соседа, мужика-пропойцы. — Плачу этому хрену, чтобы он за хатой смотрел, а он тут и не появляется. Ну что, давай порядок наводить, неохота в говне сидеть…
— Мы и так в нем по самые уши, — хохотнул неунывающий Боровиков. — Где тут у тебя веник?
Часа три компаньоны приводили избу в божеский вид. Сколько им предстояло тут сидеть, знал только господь бог.
— Ну, теперь и поужинать не грех, — заметил Садальский, вытирая пот со лба. — Тащи сумку из машины.
Технический директор приволок объемистую сумку с продуктами и выпивкой. Обшарпанный круглый стол застелили простыней — от прошлой хозяйки, помершей в преклонном возрасте бабки, осталось практически все ее немудреное хозяйство. В баллоне, подключенном к допотопной плите, к удивлению, остался газ, и Боровиков, взявший на себя обязанности повара, поджарил яичницу с ветчиной.
Наконец сели за стол. Оба — и Садальский, и Боровиков — уже понимали, насколько дикой была их затея с похищением ребенка. Конечно, никто его убивать не собирался, хотели только попугать обделившего их Васнецова, тем более что оба были уверены: основатель фирмы, пару дней подумав, поймет свою неправоту и восстановит справедливость. А потом все втроем будут вспоминать этот эпизод как милую рождественскую шутку… Не получилось. Вмешался кто-то третий, совсем крутой, погибли охранники, нанятые в банке Кацнельсона, а дача, которую Садальский купил безо всякого расчета превращать ее в тюрьму для похищенных детей, сгорела почти дотла.
Садальский разлил по рюмкам «Абсолют», молча выпили по первой, закусили. Тут же последовала вторая, за ней — третья. Пили не чокаясь, как на поминках, не говоря ни слова.
Боровиков первым нарушил молчание.
— Слушай, Станислав, а может, ну его на фиг, явимся к Ваське с повинной? — Раньше такую возможность они даже не обсуждали. — Повинимся, откажемся от претензий…
— Слушай, мы не стопку серебряную у него со стола украли, — резонно заметил Садальский. — Он же за сына глотку перегрызет! И куковать нам на нарах по такой статье, что и подумать страшно. А какие из нас зэки, сам посуди? Нет, этот вариант не проходит.
— А других, друг мой Дылда, нет. Ты прав — мы похитители ребенка. За киднепинг нынче на полную катушку дают. Так или так сидеть. Но вдруг договоримся?
— Не договоримся, — помотал головой коммерческий директор. — Но попробовать стоит. Ты позвонишь или я?
— Бросим жребий, — предложил Боровиков, доставая монету. — Орел — ты, решка — я.