В глазах Силверштайна мелькнула неприязнь.
– Это соответствует действительности?
– Черт подери! Мой отец – алкоголик. Больше я ни с какими видами дурмана не связан. Не торгую наркотой и сам не употребляю.
– Успокойся. Я рад, что это так. В противном случае я не выдал бы тебя полиции, но аванс вернул бы. – Силверштайн глянул в тонированное заднее стекло лимузина. – На хвосте у нас по-прежнему оба сержанта. Я-то думал, что они разделятся: один поедет за нами, другой – к шерифу Тэтчеру.
– У них только одна машина, – напомнил я. – Хотя они могут вызвать машину из отеля.
– Хм, на твоем месте я постарался бы избежать ареста. Экстрадиция – дело муторное, ты рискуешь надолго засесть во флоридской тюрьме, пока я бегаю по инстанциям и сражаюсь в суде.
– Так вы советуете мне сбежать?
Силверштайн пожал плечами:
– Съезди в отпуск.
– Мы с вами одним миром мазаны. – я покачал головой.
Силверштайн снова пожал плечами:
– Оторваться от полиции можно в «Холидей-инн». Заглянешь на поминки, а я попрошу Уолта Стайгера забрать тебя у черного хода. Рядом с мужской уборной есть дверь. Я много раз сбегал через нее с заседаний клуба «Киванис»[10].
– Спасибо за подсказку, но у меня уже есть другие планы.
– Относительно побега?
Лимузин подъехал к отелю и остановился у двери.
– Нет, относительно отпуска. Впрочем, они и для побега сойдут. Под арест я точно не попаду.
По-моему, я пожал больше рук, чем могло быть у собравшихся в зале. Может, кто-то из гостей – скрытый осьминог? «Да, мэм! Спасибо за добрые слова, сэр. Да, мне будет очень ее не хватать. Спасибо, что приехали. Мама была бы рада, что вы здесь…» Господи, это когда-нибудь закончится?
Минут через сорок пять меня спасла «команда из Сакраменто».
– Знаешь, Мэри звонила мне из Лондона рассказать, как прошли ваши совместные выходные. – Лайнел улыбнулся. – Боже, она так боялась вашей встречи!
– И я боялся. – я нервно сглотнул. – Мама сказала, что выходные получились отличными?
– О да! Мэри очень радовалась, что вы повидались.
Патриша закивала:
– Мэри всю поездку вспоминала выходные. Даже на самолете, даже… ну, при террористах, она повторяла: «Хоть Дэви повидать успела».
Этого я не выдержал.
– Прошу прощения…
Спотыкаясь, я побрел в мужскую уборную, закрылся в кабинке и прильнул к стене. По щекам текли слезы. Глубоко внутри меня кричал голос – кричал что-то нечленораздельное, неразумное, полное боли. Не знаю, почему меня это удивило.
Через пару минут, сделав несколько глубоких вдохов и высморкавшись, я вышел из кабинки, ополоснул лицо и поправил галстук.
Пора прощаться и сваливать.