– Даже для меня? Для своего сына?
Силверштайн пожал плечами:
– Откуда ей знать, что вы не заодно со своим отцом?
– Я сбежал от мерзавца больше года назад. Я не заодно с ним!
Силверштайн откинулся на спинку кресла и вдруг стиснул пресс-папье так, что оно приобрело сходство с оружием.
Успокойся, Дэви!
Медленно выдохнув, я прижался к спинке кресла и положил руки на колени.
– Я не заодно с отцом, – отчеканил я.
– Верю, – отозвался Силверштайн, разжал кулак с пресс-папье и чуть заметно расслабился. – Только к делу это не относится. Я не могу сообщить вам местонахождение вашей матери.
Я плотно скрестил руки на груди. Уши пылали, я умирал от стыда и злости, в любой момент мог выкинуть или сказать что-то глупое.
– Но я готов передать ей послание, устное или письменное.
Что мне сказать маме? Что она обо мне думает? Она ведь связываться со мной не хочет…
Я резко поднялся и выпалил:
– Я подумаю об этом!
Силверштайн снова напрягся и стиснул пресс-папье. Неужели адвоката так пугает мое лицо? Я подошел к двери, распахнул ее и замер. Я злился на адвоката. Умом понимал, что он не виноват, но злился.
Хотите прыгнуть со мной на стоянку дальнобойщиков в Миннесоте, а, мистер Силверштайн?
– Спасибо, что уделили мне время, – поблагодарил я не оборачиваясь. – Пожалуйста, простите за вспыльчивость!
Я прошел мимо женщины-администратора, скользнул за стеклянную дверь и спустился по лестнице. Я уже собирался выйти на улицу, но у парадной двери заметил Уолтера Стайгера, таксиста. Разговаривать с ним не хотелось, и я прыгнул в Бруклин.
С таким настроением в квартире было тесно. Я попробовал сесть, но мне не сиделось на месте, попробовал лечь, но не сумел расслабиться. Этажом ниже Уошберны снова ссорились и кричали друг на друга. Расхаживая взад-вперед, я аж вздрогнул, услышав звон битой посуды.
Я был одет как для Флориды, но переодеваться не хотелось. Поэтому взял пальто, длинное, из мягчайшей кожи, и прыгнул на пешеходную часть Бруклинского моста.
Часы на Сторожевой башне показывали, что температура семь градусов, ветер с Ист-Ривер кусался, как зверь. Низкое, грязно-пасмурное небо точно соответствовало моему настроению.
Целый год в больнице… Боже! Боже! Боже! Я стиснул лацканы пальто и устремил невидящий взгляд к югу, на бухту, против ветра. Вспомнилось, как я, полный сомнений и робости, стоял над спящим отцом с тяжелой бутылкой виски в руках. Вспомнилось, что я решил не убивать его. Или просто не смог?
Не важно! Не важно, что помешало мне разбить ему голову. Сейчас я об этом жалел. Я жалел, что не убил негодяя. А что, если сделать это сейчас? Ветер выл мне в уши, раскачивал. Можно и сейчас.