– Дэви, в твоей ситуации большинство людей даже не поняли бы, что им больно. Они отгородились бы стеной бесчувственности, такой толстой, что не различишь ни боли, ни грусти, ни даже счастья. Сильная, неотвратимая боль заставит их спрятаться и от нее, и от других чувств. Прочувствовать боль – единственный способ избавиться от нее, единственный способ исцелиться.
– Хм… Ну, если ты так считаешь… А то кажется, что большинство право. Кажется, что избегать боли – то, что надо.
– Послушай меня, Дэвид Райс! Если пойти по этому пути, то никогда не узнаешь ни любви, ни радости. Тогда случившееся между нами никогда не случилось бы. Ты этого хочешь?
– Нет, только не этого, – поспешно заверил я. – Я очень тебя люблю. От этого тоже порой больно.
– Правильно. Так и должно быть. – Милли судорожно вздохнула. – И мне порой больно. Значит, наша любовь того стоит. Надеюсь, ты тоже так считаешь.
– Да, конечно.
– Приедешь через неделю? – спросила Милли.
– Могу опять в четверг приехать.
– О, у меня тест в пятницу. Мне нужно заниматься. Но ты, если захочешь, сможешь остаться до вторника.
Я самодовольно улыбнулся:
– Хорошо, так и сделаю.
Чуть позже я прыгнул в Стиллуотер и немного посмотрел на окно Милли. Потом метнулся в аэропорт Альбукерке, дождался, когда уши привыкнут к высоте, переместился на парковку у нижней станции фуникулера, снова дождался, когда уши привыкнут к высоте, и прыгнул на смотровую площадку на вершине горы. На этот раз уши заложило аж до боли, но через секунду все прошло.
При спуске нужно найти площадку на полпути к вершине, то есть где-то на высоте 7800 футов.
Сеть улиц и парковок, испещренная яркими точками домов, – Альбукерке простирался у подножия гор и напоминал звездное небо, рухнувшее на землю. Разница во времени с Нью-Йорком – минус два часа. Здесь догорали последние лучи заката, цвет неба на западе менялся с индигового на черный; наверху надо мной было море звезд, внизу – городских огней.
Дул легкий ветерок, от студеного воздуха огоньки вверху и внизу казались недосягаемо далекими и тоже холодными на вид. Прекрасные, они замораживали меня изнутри. Ими не стоит любоваться в одиночку, ведь их множество и яркость подавляет. Глядя на них, я чувствовал себя букашкой.
Я зажал нос, поэтапно спустился с горы и прыгнул домой.
Маму я встретил в аэропорту с розами и с лимузином.
В Ла-Гуардиа у стойки регистрации собралась огромная толпа. В аэропорту было так людно, что за стойку пропускали только пассажиров. Разумеется, меня это не остановило. Мимо поста службы безопасности, мимо металлоискателей и сканеров ручной клади я прыгнул вглубь длинного коридора – в самое дальнее место, которое видел.