— Вот черт, — сказал он, догадавшись, почему его представление не вызвало ожидаемую реакцию. Он наклонился и поднял собственноручно сделанную вывеску.
— Эта долбаная штуковина так и норовит свалиться на землю, — объяснил он и повесил ее обратно на дверь. — Та-дааам!
Алекс Эдмундс — частный детектив
Потом толкнул хлипкую деревянную створку, которая при этом чуть не слетела с петель, и показал оборудованный им офис. В уютном свете настольной лампы на столешнице примостились ноутбук, принтер и беспроводной телефон. В углу стоял масляный радиатор, обогревавший небольшое помещение. Также там была кофеварка, чайник, резиновый шланг над ведром в качестве самодельного рукомойника и даже «зона для посетителей» (второй стул).
— Ну, что скажешь?
Вместо ответа Бакстер еще раз обвела пристройку взглядом.
— Это, конечно же, временно, — взялся уверять ее Эдмундс, когда она так ничего и не ответила, — чтобы встать на ноги и… Ты что, плачешь?
— Нет! — возразила Бакстер срывающимся голосом. — Я думаю… Это просто великолепно.
— О боже, ты и правда плачешь! — воскликнул Алекс и обнял ее.
— Я так рада за тебя… последние две недели действительно выдались очень тяжелые… — засмеялась она и опять залилась слезами.
Все время, пока она рыдала у него на плече, Эдмундс прижимал ее к себе.
— О господи! — воскликнула Эмили. Тушь текла у нее по щекам. Она немного успокоилась и засмеялась. — Я совсем забрызгала тебя своими соплями. Прости. Веду себя просто отвратительно.
— Ничуть, — заверил подругу Эдмундс, хотя в ее словах была доля правды. — Лейла уже вывалила свою еду мне на рубашку, — сказал он, показывая на пятно, хотя в действительности подозревал, что его тоже оставила Бакстер.
Эмили вытерла глаза, увидела на деревянной стене за его спиной несколько листов бумаги с написанными на них обрывками мыслей и прочла:
— «Для него это нечто большее».
— Ну да… — ответил Эдмундс и сорвал страницу, пытаясь разобрать собственный почерк. — «Кукла», «Наживка»… Зачем высекать именно эти слова на груди убийц и их жертв?
— Может, в знак преданности? — предположила Бакстер, все еще хлюпая носом. — Может, это что-то вроде проверки?
— Я уверен, что его последователи именно так это и воспринимают — как символ единства, принадлежности к общему делу, но я никак не могу избавиться от ощущения, что это значит что-то очень важное и для самого… Азазеля, — это имя он произнес с явной неохотой. — Важное и глубоко личное.
Он немного поколебался и продолжил:
— Знаешь, Бакстер, мне кажется, вы не сможете ему помешать.
— Вот спасибо! Невысокого же ты о нас мнения.