— Как и вы, судя по анкете, заполненной вами перед вступлением в нынешнюю должность.
Он спокойно выдержал взгляд Бакстер, смакуя тот факт, что эта взрывная женщина опровергла сама себя, — будто теперь, когда ему удалось доказать, что она придерживается одной с ним веры и просто пытается его спровоцировать, равновесие в мире было восстановлено. Бакстер, однако, оставалась бесстрастной, как всегда.
— Я вынуждена констатировать, что люди, в большинстве своем, идиоты, — начала она, — очень многие из них руководствуются неверным представлением, что глупая доверчивость и строгие моральные устои каким-то образом связаны друг с другом. Мне просто хотелось повышения зарплаты.
Синклер возмущенно покачал головой, будто не веря своим ушам.
— Стало быть, вы солгали? Вам не кажется, что это не очень-то вяжется со строгими моральными устоями?
— Зато очень даже вяжется с глупой доверчивостью, — пожала плечами Бакстер.
С лица Синклера исчезла улыбка.
— А почему вы так хотите обратить меня в свою веру? — спросила она, не устояв перед соблазном уязвить собеседника.
Он вскочил, перегнулся через стол и завопил:
— Вы забываетесь, старший инспектор! Погиб человек!
Бакстер и глазом не моргнула.
— Не он один… — тихо ответила она и тут же решила подпустить яду. — Но вы по какой-то непонятной причине тратите время, причем не только свое, но и мое, проявляя странное участие к тому единственному, кто заслужил смерти!
— Мы просто хотим кое-что узнать, — вмешался Эткинс, пытаясь разрядить обстановку, — рядом с телом была обнаружена улика… скажем так, религиозного свойства.
— Ее мог оставить кто угодно, — возразила Эмили.
Собеседники обменялись взглядами, по которым она определила, что ей рассказали далеко не все.
— Вы располагаете какими-либо сведениями о нынешнем местонахождении специального агента Руша?
— Насколько мне известно, агент Руш мертв! — гневно бросила она.
— Вы действительно на этом настаиваете?
— Насколько мне известно, агент Руш мертв! — повторила Бакстер.
— Значит, вы видели его те…
Доктор Престон-Холл, штатный психотерапевт столичной полиции, четвертый участник этой беседы, откашлялась. Синклер осекся, уловив невысказанное предупреждение, откинулся на стуле, закатил глаза и отвернулся к зеркальному окну. Эткинс нацарапал что-то в своем засаленном блокноте и придвинул его к врачу.
Доктор была ухоженной женщиной немного за шестьдесят. Ее дорогие духи в сложившейся ситуации играли роль освежителя воздуха, правда, неспособного затмить всепоглощающий запах отсыревшей обуви. Весь ее вид демонстрировал непринужденную властность, она с самого начала недвусмысленно дала понять, что прекратит беседу в любой момент, если посчитает, что характер задаваемых вопросов нарушит процесс восстановления душевного равновесия ее пациентки. Она медленно взяла покрытый кофейными пятнами блокнот и прочла адресованное ей сообщение с видом школьной учительницы, перехватившей тайную записку.