— Должен, — улыбнулась я одобрительно и залюбовалась своим папой в эту минуту.
Статный, высокий, спокойный, уверенный в себе, и эта уверенность окутывает окружающих невидимым коконом. Все еще черноволосый, лишь на висках проблески нерешительной седины, глаза большие, как у меня; четкие, строгие линии лица. Сотрудники и подчиненные нечасто видели, как он улыбается, это только нам с мамой повезло знать его с другой стороны. Впрочем, мама на работе тоже не являет собой добрую романтичную барышню.
— Что? — почувствовав мой взгляд, с улыбкой поинтересовался отец.
— Да так, подумалось вдруг… Когда я была маленькой, спрашивала у мамы, как вы поженились. И она сказала, что ты долго и упорно ее добивался, и она решила дать тебе шанс. А теперь у меня закралось подозрение, что все могло быть совершенно иначе. И что это ей пришлось постараться, чтобы женить тебя на себе. Что можешь сказать по этому поводу?
— Правду, только правду и ничего, кроме правды, — улыбка папы стала гораздо шире, хотя он и пытался ее спрятать. — Похоже, ты у меня уже совсем взрослая, дочка.
По пути мы говорили на простые, обычные темы — о том, что ветер уже который день поднимается, а дождевые тучи так и не нагонит. О том, что мы так поспешно уехали с обеда, что мама еще долго будет делать вид, что обижена. Наверное, на пару дней ее ворчания точно хватит. Мы обсудили еще массу других мелочей, и в какой-то момент я поняла, что успокаиваюсь, внутренне отпускаю от себя то, что увидела в кабинете.
Медленно выдохнула. Поймала внимательный взгляд отца и кивнула ему. Он понял. Ничего не спрашивал, просто кивнул в ответ и замолчал, отдав все внимание дороге и своим мыслям.
— Пап, — спросила я, когда машина въехала во двор и до нашего расставания оставались считанные минуты. — А тот… бородатый… С ним что?
— А что с ним может быть? — остановив машину у моего подъезда, отец развернулся ко мне. — Он же буйный. И хотел покончить с собой. Вот пусть и подлечится, успокоит нервы.
— Спасибо! — поцеловав отца в щеку, я выпорхнула из авто.
Папа уехал, я помахала ему рукой, а потом обернулась и заметила на лавочке у подъезда Мурзика.
— Прости, — подойдя к нему, повинилась я. — Но я снова забыла купить тебе корм.
Мурзик вильнул хвостом и отвернулся. Я хотела его погладить, но он дернул мордочкой, словно все понимая и затаив обиду. Так я и застыла с протянутой рукой, а потом медленно убрала ее за спину.
— Да, подруга, — услышала я голос Ларисы и заметила ее, идущую по дорожке и активно размахивающую двумя большими пакетиками кошачьего корма. — Только теперь я поняла, что фраза «загладить свою вину» может означать элементарное поглаживание мордатого зажравшегося кота, а не исправление людских ошибок.