Ладно, лучше скажи, как ты смотришь на мои планы? Я настроен на них примерно процентов на восемьдесят, но, по-моему, путь верный. Эм, с тех пор как ты уехала, мне тут невыносимо тоскливо. И «деток» своих я продал, сижу без дела. Но, конечно, подумываю о том, чтобы завести новых…
Если найдешь время, поделись, что ты об этом думаешь, я буду рад.
Мне тебя не хватает.
Алекс. XX
Ответить сразу Эмили не смогла, так как им с Антоном предстояло идти на похороны. Но даже сидя в красивой, средневековой постройки гассенской церкви Святого Лорана, сжимая в руке ладошку Антона, она думала о письме Алекса.
«Мне тебя не хватает».
После службы многие пришли в дом Жака и Жана помянуть добрым словом Марго, попробовали вино нового урожая, похвалили его. Эмили, проводив последнего из гостей, увидела, что Антон стоит в сторонке, совершенно потерянный.
– Не хочешь пойти наверх и собраться? – мягко спросила она. – Скоро поедем домой.
Антон чуть оживился:
– Хорошо, я сейчас.
Глядя, как он плетется по лестнице, она подумала, что это было верное решение, сразу после похорон взять его к себе. В непривычном окружении он отвлечется, развеется. Пусть это станет началом новой жизни.
В кухню вошел Жан.
– Эмили, отец спрашивает, не хочешь ли ты посидеть с нами в саду, пока Антон собирается.
– Ну конечно, – и они вышли в сад.
Жак сидел под старым каштаном в том же кресле, в котором принимал гостей. Нельзя было не отметить, как любит он тех, кто пришел, и как они его уважают.
– Присядь, Эмили, – серьезно сказал он. – Мне нужно с тобой поговорить. Жан, и ты тоже останься. – Стало ясно, что разговор предстоит важный. Жан налил всем по бокалу вина и сел бок о бок с Эмили.
– Я решил, что настал момент рассказать вам про ребенка Софи. И когда я скажу вам, кто это, надеюсь, вы поймете, почему я ждал до этого дня. – Жак прокашлялся.
– После того как мы с Констанс отвезли девочку в приют и Констанс уехала в Англию, я еще раз обратился к Эдуарду, умоляя его пересмотреть свое решение. Но он и слушать не хотел и несколько дней спустя уехал в Париж. Меня грызло чувство вины. Я знал, что дитя Софи де ла Мартиньерес, никому не нужное, живет без любви и ласки в нескольких километрах отсюда. – Жак дернул плечом. – Как бы я ни уговаривал себя, что это война наделала бед и что за Викторию я не в ответе, я не мог ее забыть. Понимаете, я ее полюбил… Промучился две недели и решил съездить в приют. Узнать, не удочерил ли кто нашу Викторию. Если да, то на все божья воля, и тогда я не стану ее искать. Но, конечно же, никто ее не удочерил. К тому времени ей было уже больше четырех месяцев. И когда я вошел в детскую, ее глазки зажглись, она узнала меня. Она улыбнулась… Эмили, она мне улыбнулась! – Жак схватился за голову. – Тут уж я понял, что не могу ее так просто взять и оставить.