Нерей один воспитал Песочного принца. Когда Чернозем от него отказался, когда Пыль к берегу принесла, достал извечную книгу со дна морского да имя свое проставил, как родителя крестного. Знал, что день, когда принц службу сослужит, близок.
И сам его к Анаит отправить мог, да времени не было разговоры разговаривать. Пока поджидал владыку морского, пятерых рыбешек за драку крестьянам в сеть отправил, злую медузу, что устрицу ужалить пыталась, устыдил да усовестил, часть мусора людям обратно отправил.
Освободился в аккурат к возвращению Посейдона. Не в духе царь приехал, так и норовил трезубцем о дно ударить, бурю поднять.
— Что невесел-то? — подступился Нерей. — Али дева неприветливо встретила? Али не расцеловала своего господаря? Али песен не пела о любви да о верности?
— Русалка на хвосте принесла: Анаит батюшку увидала да в воду кинулась. Только волны заговоренные плетью обожгли и на камень обратно вытолкали. Темница, шепчет, темница. Уж и ветер ей косы плетет, и солнце стороной обходит, красоту ее сохраняя, и месяц за облаком прячется, одиночество не нарушая, а она недовольная, все к берегу рвется.
— Подари ей сандалии кружевные, — посоветовал Нерей и поставил у трона волшебную пару. — По волнам гулять сможет, а на глубину не сойдет. Волю почувствует, да нить связующую не оборвет.
— Хорош подарок, — согласился Посейдон. — Но не морем, а сушей гулять просится.
— Верно, — поддакнул Нерей. — На то и королева прибоя, всевидящий. Не думай, дальше кромки уйти не сможет.
Неслась колесница владыки, усмехался он, представляя веселый огонь да ласку в глазах девицы, податливость с благодарности, но снова встречен был холодом.
Анаит сандалии приняла и к берегу кинулась.
Вздрогнул Посейдон, гнев подавляя, и тут же рассмеялся, увидев, что волны вытворили — к песку приблизили, улыбки на губах девы дождались да обратно владыке вернули.
Снова сбежала Анаит, и снова ее к ногам хозяина волны бросили.
— Угадал ли с размером? Не мал подарок?
Анаит только глазами в ответ сверкнула. Захотела снять сандалии, в лицо ненавистное бросить, но кружево к коже приклеилось.
— Вижу, что лаской да нежностью долго по воде круги разводить будем, — разозлился Посейдон. — Вернусь — с камня уведу на ложе тинное, там и продолжим.
Долго Анаит плакала, пока всех русалок в тоску не ввела и на глубину уплыть не заставила, пока ветер слезы не осушил. Так о судьбе своей горевала, что не сразу голос расслышала:
— Сырость разводишь — и то вотчина Посейдона. Тем паче к себе притягиваешь.
Посмотрела Анаит — добрый молодец по берегу бродит да в ее сторону поглядывает. Видит, стало быть?