На это отец обычно не отвечал. Но потом, после нескольких минут молчания добавлял: «Используют тебя, точно ты апельсин. Выжимают все, что можно. Досуха, а затем выбрасывают».
Хотя отец не касался деталей, все и так было понятно. Он стар. Кстати, он и старым-то еще не был. Ему было примерно пятьдесят пять лет. Но в Израиль он возвратился раздавленным. Не в связи с арестом и допросами, нет. «Все зависит от точки зрения, — объяснил он как-то Авнеру. — С одной стороны, один-два-три года тюрьмы — это очень плохо, с другой — пустяк. Я мог бы это выдержать, стоя на голове». Его настроение не было связано и со здоровьем, хотя к докторам он наведывался довольно часто. Не тревожили его и денежные затруднения, хотя он очень нуждался, имея лишь небольшую пенсию. После своего возвращения отец дважды пытался наладить собственный бизнес, но ничего из этого не вышло.
Истинная причина его депрессии была запрятана глубже.
«Они дают тебе возможность полюбоваться драгоценными камнями, — заметил он однажды в разговоре с Авнером. — Ты держишь эти рубины в руках, можешь даже позабавиться, поиграть ими». Все эти драгоценности, мол, будут твоими, если ты сделаешь то-то и то-то, говорят они. И так без конца. «Когда наступает соответствующий момент, и ты приходишь за своими рубинами, стучишь в дверь… Извините, говорят они, какие рубины? Как ваше имя, кстати?»
«Что все это значит?» — вспоминал Авнер свой вопрос. В ответ отец только качал головой.
Отец не лгал. Авнер был в этом уверен. Но, может быть, то, что казалось истиной ему, не воспринималось так другими людьми? Если существует только одна-единственная истина для всех и на все времена, то что остается делать маленькому «екке»? «Екке», у которого нет способностей, чтобы выгодно продавать и покупать, нет способностей, чтобы стать математиком или химиком? Неужели он обречен всю жизнь стричь курам когти? И никогда не увидит вновь Франкфурт? Что же ему остается? Ездить с Шошаной раз в неделю на попутках на пляж в Ашдоде? Ждать от теткиного друга работы в «Эль-Але»? Оставаться добропорядочным «екке», вопреки опыту, накопленному за четыре года в кибуце и послужному списку в армии? Никогда ничего не пытаться сделать ни для себя, ни для своей страны? Только потому, что у отца это не получилось? Может быть, это не их вина, или не полностью их? Может, отец все же взялся за дело не с того конца?
Авнер заполнил все анкеты и отдал их девушке. Через несколько минут она впустила его в другую комнату, дверь которой он не заметил. В комнате с металлическим шкафом для папок с документами и единственным стулом для посетителей за деревянным столом сидел мужчина средних лет. Он внимательно взглянул на Авнера и, пожав ему руку, предложил сесть.