Особенно показателен следующий пример: в декабре 1962 года премьер Цеденбал прибыл в Пекин для подписания соглашений — преимущественно на условиях, выдвинутых Монголией, — о границе с Китаем протяженностью 2600 миль[145]. Несмотря на такое явное доказательство благоразумия китайцев, Цеденбал, очевидно, счел необходимым вновь подчеркнуть, что он, как и прежде, поддерживает своего советского союзника. Обращаясь к большой праздничной толпе, он буквально ошеломил своих китайских хозяев, превознося «мирное сосуществование» и другие излюбленные тезисы советской внешней политики, против которых китайские лидеры особенно возражают.
Материальная помощь Китая Монгольской Народной Республике продолжается, несмотря на экономические трудности МНР и отсутствие должной оценки этой помощи Улан-Батором. Но новые предложения помощи со стороны Советского Союза и восточноевропейских стран, взятые вместе, в три или даже в четыре раза превосходят экономическую помощь Пекина[146]. Внешняя Монголия в течение долгого времени была Районом, которому уделялось мало внимания в советском экономическом планировании, но китайское соперничество не оставило русским иного выбора, кроме более полного удовлетворения монгольских требований помощи. О том, как выгодно воспользовалась МНР этой ситуацией, свидетельствует сооружение Дарханского промышленного комбината на севере. Замысел этого проекта первоначально возник у китайцев, но они были полностью отстранены от его осуществления. Советский Союз, Чехословакия и Польша взялись за сооружение ТЭЦ[147], кожевенного и цементного заводов, предприятия по выпуску сельскохозяйственных машин, кирпичного завода, вольных шахт и элеваторов.
В течение ряда лет Пекин пользовался некоторым влиянием на МНР благодаря посылке туда рабочей силы. Монголия нуждалась в китайских рабочих, ибо сами монголы предпочитали кочевой образ жизни или более выгодные строительные работы. Однако с 1962 года количество китайских рабочих в МНР быстро сократилось и теперь, по-видимому, совсем нерачительно. Не известно, является ли их отзыв результатом монгольских требований, советского нажима или китайской политики[148]. Так или иначе, но вакуум, образовавшийся в связи с отъездом китайцев, теперь как будто постепенно заполняется самими монголами и советскими рабочими, которые, возможно, приезжают из Бурятской АССР.
Еще менее успешным оказалось «культурное наступление» китайцев. Противодействуя попыткам Пекина вернуть этот район в китайскую сферу влияния, русские усилили здесь собственную пропагандистскую работу. В 1964 году житель Улан-Батора читает свою ежедневную газету «Унэн», что монгольски означает «Правда», то есть соответствует названию русской газеты «Правда». Сравнивая ту и другую, он обнаруживает, что передовые статьи обоих органов зачастую одинаковы. Если он недостаточно хорошо владеет русским, может изучать этот язык на вечерних курсах, открытых в рамках программы усиленного изучения русского языка, осуществление которой началось в 1963 году. Наиболее способные монгольские студенты поступают в советские университеты. (Очень немногие из них попадают в Пекин.) Тем временем в огромных масштабах проводится советская пропаганда, охватывающая все аспекты монгольской жизни 60-х годов и осуществляемая главным образом при посредстве Советско-монгольского общества дружбы: книги, журналы, радио, кинофильмы, фотовыставки, лекции, учебные группы и массовые митинги — все это постоянно напоминает гражданам Внешней Монголии о Советском Союзе. Во время ежегодного советско-монгольского месячника дружбы, предшествующего празднованию годовщины русской Октябрьской революции, эта деятельность достигает высшей точки.