Теперь мы знаем то, чего не знали тогда: поскольку и китайцы, и русские хотели показать, что они против разрыва (которого они действительно не желали, но ожидали), а также в связи с примирительной инициативой со стороны некоторых других коммунистических партий весной 1962 года произошел новый китайско-советский обмен мнениями по вопросу о созыве нового международного коммунистического совещания. Этот обмен мнениями не только ни к чему не привел, а лишь еще больше обострил китайско-советские отношения.
Однако он вскрыл детали в тактических позициях обеих сторон. В то время условия китайцев оставались неизмененными. Они поставили ясные и узкие рамки для переговоров и учитывая неизбежную реакцию Советов, еще дальше двинули конфликт к полному и явному разрыву. Во-первых, Пекин требовал прекращения открытой полемики. (Это не было существенным препятствием; в принципе всегда необходимо стремиться к прекращению полемики.) Во-вторых, китайцы требовали проведения двусторонних и многосторонних переговоров. Это означало, что встречаться должны не только китайцы и русские, но и представители других партий. Особенно трудным для русских было последнее китайское условие: они ставили вопрос о «нормализации» советско-албанских отношений и требовали, чтобы русские проявили инициативу в этом вопросе. Это значило, что Хрущев должен был отправиться в «албанскую Каноосу». Можно также предположить, что китайцы настаивали на сохранении в силе отлучения югославов, провозглашенного в Заявлении, принятом в ноябре 1960 года. Иными словами, они добивались от Хрущева отказа от сближения с Тито. Советские условия сводились к следующему: во-первых, прекратить открытую полемику; во-вторых, провести двусторонние (или, если необходимо, многосторонние) встречи, хотя на этом этапе русские предпочитали немедленно созвать международное совещание; и, наконец, безусловно, пересмотреть ноябрьское Заявление 1960 года, объявить, что догматизм, а не ревизионизм (т. е. Мао, а не Тито) представляет собой главную опасность для международного коммунистического движения.
В течение лета 1962 года китайско-советские отношения продолжали ухудшаться. Акции Москвы носили первоначально чисто организационный характер, и это не удивительно (любое сильное реформистское движение предпочитает подобную тактику). К ним относились активизация сближения с Югославией и более тесная многосторонняя интеграция в рамках СЭВа. Менее сильные, но и более ортодоксальные китайцы сосредоточили свои усилия главным образом на идеологических шагах, в частности они опубликовали серию антисоветских статей. Весной и летом 1962 года советско-югославское сближение продолжалось, и к сентябрю Москва и Белград достигли почти полного публичного соглашения по внешнеполитическим и организационно-партийным вопросам, хотя еще не договорились по идеологическим проблемам. Кроме того (как мы узнали год спустя), в апреле и мае 1962 года в Синьцзяне вспыхнули серьезные волнения, в результате которых около 50 тысяч казахов и уйгуров бежали через границу в Советский Союз, где их дружелюбно приняли, что еще больше разъярило китайцев. Далее, русские приняли Внешнюю Монголию в СЭВ и заняли более благоприятную позицию по отношению к Общему рынку.