Был и другой момент, с которым следовало считаться: чаяния и ожидания рядовых членов партии и народа в целом. Надежды на то, что чехословацкий коммунизм станет более умеренным, пробудились еще раньше, в 1953 и 1956 годах, но они не сбылись из-за продолжения жесткого курса. Разочарование постигло и тех, кто начал было надеяться вновь, после XXII съезда КПСС.
Весной 1963 года, к удивлению всего мира, наконец-то казались результаты кампании против сталинизма. Правда, и До этого момента наблюдались признаки перемены настрое-ЧИЙ. Непрерывно нарастало чувство неудовлетворенности и 0зДобления — в частности, недовольства медленными темпа-ton десталинизации и тем, что не были реабилитированы жертвы террора 50-х годов, и продолжавшимся пребыванием на руководящих постах лидеров, запятнанных клеймом сталинизма[100]. Партийные руководители начали все больше опасаться, что их критики, пользуясь распространившимся духом десталинизации, попытаются подорвать их позиции. Новотный и другие заговорили о влиянии буржуазных идей на чешских коммунистов. Он предостерег против какой бы то ни было критики, игнорирующей якобы достигнутый прогресс в области десталинизации и затрагивающей партию и ее руководство[101]. Однако эти заявления не смогли предотвратить вспышки чувств в апреле п мае 1963 года на съездах писателей и журналистов в Братиславе и Праге[102].
Резкое выступление писателей против пороков сталинизма и затягивания десталинизации не было таким уж стихийным, ибо сама партия в известной степени подготовила почву для него, приступив к пересмотру политических процессов 50-х годов. Хотя полный отчет о пересмотре появился лишь в конце лета 1963 года, общая тенденция расследования стала известна раньше и, несомненно, побудила критиков дать волю своему скрытому гневу и недовольству. Протест исходил в значительной мере от писателей, в том числе, безусловно, и от коммунистических писателей, но едва ли можно сомневаться, что они выступили как выразители давно подавляемых чувств широких слоев общественности — и некоммунистических, и коммунистических. Равным образом нельзя сомневаться, что эта волна критики вышла из-под контроля партийного аппарата и выплеснулась далеко за пределы официально допустимого. Особенно это можно сказать о речи М. Хиско, произнесенной на съезде словацких журналистов[103], где он открыто осудил ведущих деятелей партии, таких, как премьер-министр Широкий и покойный Конецкий, и заявил о непризнании официальных партийных документов 50-х годов, явившихся основой процессов и репрессий. Хиско уделил много внимания тому, что, по его мнению, следует назвать неоправданными нападками на словацкий национализм того времени; он говорил о необходимости исправить самый поход к словацкому вопросу. Как и многие другие писатели, он особенно порицал неспособность исправить последствия культа личности в течение семи лет, прошедших после XX съезда КПСС в 1956 году. Волна критики поднялась так высоко, что потребовалось строжайшее предостережение самого Новотного, сделанное в речи, которую он произнес в Кошице