Володя…швили отмахнулся.
— А в мореходку надо сунуть парня, — сказал он. — Лора Борисовна, вы как на это?
— Да кто его возьмет туды?! — галдеж поднялся. — Там же — экзамены! А он…
Володя…енко — редкий случай — поддержал тезку.
— В училищах, там тоже — не придурки. Знают — мореман тихоньким не должен быть. А остальное… — отмахнулся. — Нэ можэш? Научим! Нэ хочэш? Заставым! Вот так-то.
— Вот вы пойдите, тама объясните это! — загалдели женщины.
— Да! Бляхи свои, тельняшки да медали нацепите…
— И хлопца к делу приспособите, и здеся нам спокойнее будет. Давайте, мужики. Или слабо?
Лора Борисовна, хрупкие плечи приподняв, опять заплакала и потянулась было непутевого племянника обнять, но он не дался, убежал.
Корешей не было как назло. Пришлось наедине с собой остаться. Стоял в холодной темной подворотне, подперев стену согнутой ногой, плевался в свой же окурок прицельно, длинно, на тетю свою обиду пережевывал, переживал. «Ну съел суп, б… Так что, за это сразу из дома поскорей куда-то в мореходку сунуть, да?!» Вспомнил еще былые прегрешения тетины. В этой связи перед глазами всплыл сказочный белый дворец посреди моря, что появился вдруг из-под крыла, когда мальчонкой привелось лететь на самолете. «А может быть, приснилось это? Попросту задремал тогда, как говорила Лорик? Чего-то не идет она искать меня? Ладно, еще немного постою здесь, подожду». Дождался. Конечно, поартачился немного, руку повырывал из слабых пальцев тети, однако смилостивился, пошел домой и сразу же заснул, добравшись до своей кроватки-коротышки.
На тех же 11,7 кв. м всей их жилплощади, под стеганым старым одеялом — все, что осталось от вывезенного в эвакуацию из Киева, — Лора Борисовна свою какую-то смотрела кинохронику. О чем ей думалось? Об ее некогда упущенных возможностях? Об умершей сестре? О родственниках, что остались в Бабьем Яре?
Проснулся утром Яник под привычный стрекот тетиной пишущей машинки, осознал, что день-то — выходной и можно поваляться, даже поспать еще. Однако под шепелявый возглас передвигаемой каретки в памяти всплыла одна ужасная история, которая в домашней, устной летописи носила неприличное название. Лора Борисовна обычно, едва лишь тот случай вспомнив, манерно подносила руку к сердцу. Возможно, этот жест мог косвенно свидетельствовать, что ее дед, действительно, имел кондитерское заведение на Крещатике.
Лора Борисовна сама, конечно, и не думала об этом. Насколько себя Яник помнил, она всегда брала работу на дом. Кормилица-машинка водружалась на табуретку, под ножки ей — плоская подушечка, чтобы не досаждать соседям — и тюк-тюк-тюк… А Яник, маленький, устраивался напротив прямо на полу и либо играл «в солдатики» разрозненными костяшками домино, либо следил завороженно, как вырастает лист бумаги над машинкой, растет и потом нехотя загибается, усеянный рядами буковок. Вот так и научился он читать уже годам к пяти, если не раньше, но… «кверх ногами», как принято выражаться. И позже в школе из-за этого пришлось с ним долго мучиться учителкам. Он все норовил букварь к себе привычной стороною повернуть.