— Почему?
— А почему всякий мужчина сперва лезет в ярмо, а потом во сне видит, как бы ярмо сбросить? Даулинг видел в ней мое отражение, и она это заблуждение всячески поддерживала, совсем вскружила ему голову. Правда, потом…
— Почему он не женился на ней в пылу увлечения, когда овдовел?
— Потому что начал узнавать ее истинный характер.
— И захотел возобновить прежние отношения с вами?
— Он тянулся ко мне, — согласилась она. — Но я не могла вернуться на его условиях. Я уважала его как отца моего ребенка, а узнав, что он спутался с этой женщиной… Не знаю, как объяснить, Дональд, что-то во мне умерло. Я видела в нем только друга. Я сочувствовала ему, понимала, пожалуй, больше, чем любая другая женщина в его жизни. Он мне нравился. Но вновь запылать страстью… Нет, на такие чувства меня теперь не хватит. Ведь один раз я уже прошла этот круг до конца… Если бы он захотел жениться на мне, как только я вернулась, я пошла бы под венец в ту же минуту. Увы, он опять был несвободен. История начиналась сначала. Я не хотела опять свиданий украдкой, постоянной лжи, тайной связи, а потом… быть может, новой беременности… Трудно объяснить, как я воспринимала его теперь, не менее трудно — как воспринимал меня он.
— Был он агрессивен, пытался вновь завязать близкие отношения?
— А как же, конечно.
— Не вполне понимаю ваше «конечно».
— Он очень чувственный мужчина, и какой! Я ему нравилась, у нас интимные воспоминания, и было бы противоестественно, если бы он повел себя иначе.
— Но вы не уступили.
— Нет. Дружба, сочувствие, понимание — пожалуйста, но… тайными утехами я сыта по горло. Я не могла идти на такой риск — произвести на свет еще одного ребенка с отметкой безотцовщины.
— Иными словами, вы предложили ему освободиться от Бернис и повести вас к алтарю?
— В общих чертах что-то в этом роде.
— Лучшего кандидата на лавры убийцы не придумаешь…
— Полагаете, они предъявят…
— Предъявят. Вне всяких сомнений.
Я помолчал, взвешивая сложившиеся обстоятельства и приглядываясь к ней.
Какое-то время она под моим взглядом сохраняла внешнюю бесстрастность. Потом вдруг сказала:
— Хватит, Дональд. Случалось, мужчины меня мысленно раздевали. И вот новости: вы меня мысленно препарируете. Хватит.
— Люблю изучать, какие колесики вертят стрелки на циферблате. Я пытаюсь сложить головоломку: ваш сын — это ваш сын?
— Никакой головоломки тут нет. Он мой сын. Теперь я живу для него.
— Точно так я себе и представляю ситуацию. Иначе у вас завязался бы другой роман, как только закончился с Даулингом. Вы стали матерью, поглощены своим материнством.