В храм «Спаса на Сенной», где прихожане, преимущественно местное купечество, среди глубоких стариков много и молодежи всех возрастов; здесь чувствуется прежняя Россия с ее вековыми устоями, с ее горячей верой. Не хочется уходить отсюда, но начинается перезвон колоколов, и я тороплюсь к «Николе Морскому», у которого в течение многих лет привыкла встречать праздник.
Помню, каким сказочным рисовался сквозь ветви окружающих его деревьев сияющий огнями собор, позади которого на длинных столах выстраивались освещенные восковыми свечами куличи.
Ныне высокие электрические фонари у храма печально глядят незажженными, мутными глазами на десяток ожидающих освящения женщин.
В церкви, где в былые времена в пасхальную ночь невозможно было протолкнуться, совсем свободно. В толпе много женщин в негармонирующих с праздником черных одеждах, видна интеллигентная молодежь.
Перед образом Николая-чудотворца, рядом с двумя моряками горячо молится прилично одетый молодой человек и бледная старушка в глубоком трауре.
Полночь!..
В сыром воздухе мягко гудят колокола, из раскрытых дверей храма к могилам похороненных в церковном садике «героев революции» несется радостное «Христос воскресе», а из глаз старушки, неподвижно устремленных на лик чудотворца, медленно катятся слезы.
Церковь наполняется для меня призраками, некогда встречавших здесь заутреню, ныне замученных моряков, и я тороплюсь уйти…
За последние годы в Павловске общее внимание привлекал немолодой уже человек, не только летом, но, по словам местных жителей, даже и в самые лютые морозы ходивший с обнаженными до колен ногами, непокрытой головой и в легкой одежде.
Крестьяне называли его странником, добавляя, что молва говорит, будто он «хлыст»[84], но кто он и откуда появился в действительности, не знал никто. Однажды летом я встретилась с ним в парке, и, увидав в моих руках корзину с грибами, он подошел ко мне, стал расспрашивать, где я их нашла, предложил показать «грибные места».
С этого завязалось наше знакомство, и, гуляя, я стала часто встречаться с ним.
Не называя своего имени, странник рассказал мне, что он бывший учитель древних языков гимназии одной из прибалтийских губерний, что, лишившись места еще в начале революции, стал странствовать по России и теперь очень доволен судьбой, приведшей его в Павловск.
На вопрос, что ему здесь так нравится, он ответил:
— В этих местах я познал свет истины.
Однако мои дальнейшие расспросы в этот раз не пояснили ничего, ибо он быстро и явственно перевел разговор на другие темы.