Пробираясь по разрушенной улице, Сажерук по колено проваливался в груды обломков. Разбитая черепица и щебень с грохотом уходили у него из-под ног. В какой-то момент Сажерук остановился и прислушался, не привлек ли шум внимание постовых. Внезапно из-за руин показался чернокурточник. От страха у Сажерука пересохло во рту. Присев на корточки, он спрятался за обвалившейся стеной, облепленной ласточкиными гнездами. Напевая, постовой подошел ближе. Сажерук знал его: он уже много лет был на службе у Каприкорна. Баста завербовал его в одной далекой деревушке – не всегда же Каприкорн обитал в этих холмах. Его пристанищем были многие уединенные деревни, заброшенные усадьбы и один раз даже замок. Но рано или поздно наступал день, когда паутина страха, которую Каприкорн так искусно плел вокруг себя, разрывалась, и им начинала интересоваться полиция. Когда-нибудь это случится и здесь.
Постовой остановился и закурил сигарету. Почувствовав дым, Сажерук отвернулся и увидел рядом с собой худую белую кошку. Она сидела на камнях, словно статуя, и смотрела на него зелеными глазами. Ему так и хотелось шепнуть ей: «Ш-ш! Разве я похож на опасного типа? Нет. Зато человек в черной куртке вполне может тебя застрелить. А затем очередь дойдет и до меня». Кошка не сводила с Сажерука зеленых глаз. Белый хвост раздраженно задергался в воздухе. Сажерук перевел взгляд с кошки сначала на свои пыльные ботинки, а потом на искореженный кусок металла, торчавший из щебня. Звери не любят, когда им смотрят в глаза. Каждый раз, когда Сажерук смотрел в глаза Гвину, тот скалил свои острые, как иголки, зубы.
С сигаретой во рту постовой снова стал напевать. Когда Сажеруку уже стало казаться, что ему придется сидеть за этой стеной до конца своих дней, постовой развернулся и побрел прочь. Сажерук не шевелился до тех пор, пока шаги не затихли. Когда он наконец поднялся, кошка, шипя, убежала. А Сажерук еще долго стоял среди мертвых домов и ждал, пока сердце перестанет бешено колотиться.
До самого сада Каприкорна ему больше не встретился ни один постовой. Сажерук перескочил через ограду, и в нос ему ударил такой резкий запах тимьяна, какой бывает только днем. В эту жаркую ночь пахло каждое растение, даже томаты и cалат. На грядке прямо перед домом росли ядовитые кустарники и травы. Сорока собственноручно за ними ухаживала. В деревне уже не один человек умер от олеандра или белены.
Окно в комнате Резы было, как обычно, открыто. Когда Сажерук изобразил злобное тявканье Гвина, из окна высунулась рука, помахала ему и быстро исчезла. В ожидании Резы Сажерук облокотился на зарешеченную дверь. Небо у него над головой было густо усеяно звездами: ночи в их ослепительном свете, казалось, не было места. «Наверняка она что-нибудь разузнала, – подумал Сажерук. – Но что? Вдруг она скажет, что Каприкорн хранит книгу в одном из сейфов?»