Всякий, находивший еду, съедал ее быстро и втайне от других. Понятия «хотеть» и «нуждаться» слились воедино. Люди хотели только того, в чем они нуждались, а если и хотели кому-то помочь, то только потому, что им это было нужно. Они перестали совершать обряды: обряды требовали пиров, но пищу нельзя было расходовать столь расточительно. Но, пожалуй, самым страшным было то, что люди племени ик больше не встречались глазами друг с другом. Если они садились вместе неспешно строгать на щепки деревянные палочки – смотрели на движения рук соседей, а не им в лицо. А если случайно и встречались глазами, то смущенно отворачивались. Они не испытывали ни малейшего человеческого интереса или соучастия.
«Было трудно обнаружить чувства где бы то ни было», – пишет Тернбулл. Все сострадательные чувства заменились своекорыстием:
Я не увидел семейной жизни в таком виде, в каком она существует в мире почти везде. Я не увидел ни малейшего проявления любви с ее готовностью к самопожертвованию, способностью признать, что мы существуем не только сами по себе, но нуждаемся в других. Я даже почти не видел того, что можно было бы назвать симпатией… В жизни этих людей просто не осталось места для такой роскоши, как семья, чувства и любовь. Для тех, кто находится на грани голодной смерти, эта роскошь может обойтись слишком дорого… Все было совершенно обезличенно… Дети, как и старые родители, – бесполезные придатки. Всякий, кто не может позаботиться о себе, становится бременем и мешает выживать остальным.
С бесконечным, как африканские просторы, отчаянием Тернбулл покинул обиталище племени ик и уехал назад к цивилизации. Вернувшись через год, который выдался очень плодородным, он, к своему ужасу, обнаружил, что, несмотря на обильный урожай, гниющий теперь на полях, люди племени ик не изменились. Было слишком поздно. Эгоизм среди людей, живущих без любви, укоренился и распространился как опасный сорняк, вытеснив почти все остальное. Семья уже не имела никакого значения – ни эмоционального, ни экономического. Ничего не значили ни дружба, ни уважение к жизни. Печалясь о судьбе племени ик, Тернбулл пришел к пессимистическому выводу, что эти люди сделали такой же выбор, какой могли бы сделать и все мы, если бы столкнулись с подобными трудностями.
История племени ик пугает. Если любовь способна исчезнуть из людской жизни так быстро, – это означает, что ее нельзя назвать необходимостью, это скорее роскошь – или даже выдумка. И это, вероятно, ужасная правда. Ужасная, потому что она заставляет усомниться в прочности любви. Ужасная, потому что для людей из племени ик любовь стала глупой и опасной, пустой тратой энергии. Любовь не превозмогла все. Подобно сложной мелодии, которую долго никто не воспроизводил, она оказалась утрачена навсегда.